большая тёрка

Обсуждают в коллекции

Фильм «Фонтан» 81


Тёрка в тагах


Друзья

Его(3) Общие(0) Хотят дружить(1)


  • i-m-late-bye

  • Jackson21

  • katehon

  • Ziriael

  • login

  • login

Враги

Его(0) Общие(0) Обиженные(5)


  • GreenStyle

  • Starter

  • teylon

  • tupaque

  • VeryBadboy

  • login

На странице: 24 48 96

Большая Тёрка / Мысли /

Личная лента

фото

baToN

Портрет жителя
  1. Киноклуб
  2. Меломаны
  3. Геймеры
  4. Софтклуб
  5. Книгоманы
  6. Кулинары
Бывают дни, когда кажется,
Что на каждой вещи написано:
«Это тебя не касается!»
Идешь мимо полицейского,
Ждешь удар по лицу, бутылку шампанского,
Но в его глазах мрачно светится:
«Это тебя не касается!»
Чиркаешь спичками,
Хочешь обжечь пальцы,
Ветер их — гасит нежно,
А тебя — не касается.
Добро пожаловать в пустныю реальности!
Здесь даже имя твое только рядом дымит,
И тебя — не касается.

Будто где‑то внутри сгорел театр,
И тебе только и осталось, что
Выдыхать, отрыгивать и отхаркивать
Прах актёров.
1 комментарий
Базаров порезал палец.
Базарову всё стало ясно.
Я режу, грызу, кромсаю,
Рисую трупные пятна,
И ничего...
Когда умирают дети,
Остаются лишь банковские реквизиты.
Когда умирают дети,
Зацветают синюшными васильками
На краю ночи, на полях бумаги.
Сыпучая пустота в погремушке,
Змеиная кожа мамаши...
Уже ничего не нужно!
Больше ни капли не страшно!
Я зарываюсь в подушку,
Изображая спящую черепашку.
В сумке — стихи Амири Бараки,
В кармане куртки — Новый Завет
(Интересно, является ли второе
Смягчающим для приговора за первое?)

Зима не уходит, твой Догвилль не тает,
Лужи замёрзнут, ботокса всадят, и не потечёт.
(Интересно, успею ли я переодеться в пальто
Пока дописываю это стихотворение?)

Мой друг Достоевский

Ты слышишь себя?
Что ты несешь?
Лиричный ковбой.
Собиратель пилюль.

Ты слышишь меня?
Что ты несешь?
Большие ладони?
Да нет ничего!

Ты слышишь меня?
Руки убрал!
От твоих пальцев
В костях стынет мозг!

Слушай меня!
Иди‑ка домой!
Запиши в свой дневник
Все снежинки этого дня.

Хорошенько проспись
И сожри рукопись.
1 комментарий
Мне снилось, как мы мерили смешные имена
(Карлис, Ренарс, Ингеборга, Ингмара,
Богомил, Милорад, Далиборка, Ясмина,
Пентти, Йори, Вилья‑Тулия, Вииви),
Пили ежевичное вино бабушки Пины,
Были ежевичным вином бабушки Пины,
И никогда — самым горьким абсентом
(Черным, что на корнях полыни),
Обменивались родинками, взглядами и воздухом,
Свергали лимоны, возглавив восстание красных яблок,
Помогали весне, запуская снежинки вверх,
Жили жадно, умирали по‑сербски легко
И никогда‑никогда не старели.
Для восьми талисманов против всех зол и бед следует взять: из левого
глаза отражение буквы Альфа; меньший круг из тех, что описывает стрекоза
на поверхности воды; щепотку нежности цветочной пыльцы; скорлупку свода
размером с ноготь большого пальца; самый короткий шум роста молодого
дерева тиса; вечный запрет оборачиваться; по своей мере силу семени;
вдвойне надежды; пару крыльев красивого сна; подмышку порхания голубя;
точку пересечения углов зрения; столько снежинок, сколько может
поместиться на длинных ресницах; слов любви в таком количестве, какое
уместится во рту; ноздрю запаха душицы; по хорошему вдоху всех четырех
ветров; как можно больше весеннего света; неизмеримое упорство тайны;
любую часть радуги; полстакана блеска белого камня на дне ручья; два
ингредиента, которые всплывают в памяти лишь в день приготовления
талисманов; на глазок разноцветной пыльцы дневной бабочки; связку магии
ключей; зернышко шуршания скарабея; постоянную мысль о влаге перепонок;
по желанию песни сверчка; клуб дыма из домашнего очага; на кончике ножа
пламени; пядь длины пера облака; осколок сверкания молнии; обычную
капельку знания воды; докуда достанет взгляд полета сокола; вертикаль по
крайней мере до пятой небесной сферы; в другую ноздрю запаха земли;
много смеха, которого никогда не много; для серьги жужжания пчел; пока
не заплутает среди стволов, взгляд на лес; заносчивость травы под
названием «упрямство»; вязанку послеполуденной тени смоковницы;
нанизанные на нитку поцелуи; немного шума деревянной прялки; горсть
тепла птичьего пуха; широкий взмах букетом базилика; искусство наблюдать
квадрат; вокруг всего линию окружности и из правого глаза отражение
буквы Омега.

Горан Петрович, «Атлас, написанный небом».
Должен родить троих детей
Должен заняться спортом
Должен повзрослеть наконец
Должен пойти умереть на войне
Должен совершить революцию
Должен сделать рекламу Фейсбуку
Должен сдать курсовую
Должен удалить по первому требованию
Должен действовать в рамках закона
Должен дать результат
Должен внести конструктив
Должен предоставить макет рая на земле

А иначе что это

Тоже мне мужество
Тоже мне героизм
Тоже мне жизнь
Тоже мне действие
Тоже мне человек
Тоже мне борьба
Тоже мне подвиг
Тоже мне смысл
Тоже мне событие
Тоже мне фигура
Тоже мне личность
Тоже мне свобода
1 комментарий
«Красавице платье задрав,

nbsp; видишь то, что искал, а не новые дивные дивы.

И не то, чтобы здесь Лобачевского твердо блюдут,

но раздвинутый мир должен где‑то сужаться, и тут —

nbsp; тут конец перспективы».

Да, всё‑таки поэзию нужно перечитывать.

Система образов


Товарищ Вощёв!
Есть что‑то ещё!

Прушевский понимает:
Есть что‑то ещё!

Чиклин чует:
Есть что‑то ещё!

В бессмысленном космосе всеобщего счастья
На заднем сиденьи задыхается Настя.

Коммунизм — это детское дело,
Гуманизм — это детское дело,
Жизнь — это детское дело,

Любовь — это детское дело,
Февраль — это детское дело,
Молчать — это детское дело.

Молчание — это жизнь,
Тишина — это смерть.

Молчание — это трепет,
Тишина — это холод.

Тишина — это ноль звука, ноль шороха, ноль вздоха.
Молчание — это нераспустившийся крик,
Это невидимый больной зуб.

Земля молчит.
Деревья молчат.
Мёртвые дети молчат.
«Страсть по‑славянски, как вы прекрасно знаете, значит прежде всего
страдание, страсти Господни, «грядый Господь к вольной страсти»
(Господь, идучи на добровольную муку). Кроме того, это слово
употребляется в позднейшем русском значении пороков и вожделений.
«Страстем поработив достоинство души моея, скот бых», «Изринувшеся из
рая, воздержанием страстей потщимся внити», и т. д. Наверное, я очень
испорченная, но я не люблю предпасхальных чтений этого направления,
посвященных обузданию чувственности и умерщвлению плоти. Мне всегда
кажется, что эти грубые, плоские моления, без присущей другим духовным
текстам поэзии, сочиняли толстопузые лоснящиеся монахи. И дело не в том,
что сами они жили не по правилам и обманывали других. Пусть бы жили они
и по совести. Дело не в них, а в содержании этих отрывков. Эти
сокрушения придают излишнее значение разным немощам тела и тому, упитано
ли оно или измождено. Это противно. Тут какая‑то грязная,
несущественная второстепенность возведена на недолжную, несвойственную
ей высоту».

Открыл «Доктора Живаго» на случайной странице. =)
Под шумок скандалов с Депардье на родную землю из изгнания возвратился Мишель Уэльбек. Думаю прочитать «Карту и территорию». Пока освежаю в памяти «Элементарные частицы».

«...для современного западного человека, даже когда он в полном здравии,
мысль о смерти является чем‑то вроде фонового шума, заполняющего мозг по
мере того, как постепенно исчезают планы и желания. С возрастом этот
шум становится всепоглощающим; его можно сравнить с глухим гулом, порой
его сопровождает скрежет. В другие эпохи основой внутреннего шума было
ожидание царствия небесного; ныне это ожидание конца. Так‑то вот».
3 комментария
Мы первые российские дети,
Мечтавшие стать ментами
Или бандитами.
Хоть кем, лишь бы пушку дали.

Мы первые российские дети.
Точнее самого Карла Маркса знаем,
Что бога нет.
Старший брат — космонавт — не видел.

Мы первые российские дети.
Это значит — мы будем сражаться
За право на гибель и деградацию.
Свободу в слове, молчании, жизни и смерти.

Мы первые российские дети.
Нас разорвут на арене медведи,
Дагестанцы и леопарды.
Талисманы советской Олимпиады.

Мы первые российские дети.
Нас всё‑таки больше, чем стерхов.
Не хватит на всех ни заповедников,
Ни дельтапланов.
3 комментария

Всё, что я знаю о себе наверняка

Я желатиновое озеро
В котором в самые сиреневые ночи июля
Купается неловкая луна
1 комментарий

Я тоже ворчу

Ходил вчера на «Я тоже хочу». Может, это и плохое кино. Черт его знает. Наверное, для меня фильмы Балабанова — это не просто кинематографический продукт, я никогда не смогу говорить о его картинах так. Это всегда разговор о моей самости. Который я опять же не могу, видимо, вести с кем‑то еще.

Здравствуйте, Сонечка!
Вы меня знаете?
Я русский поэт.
Рафал Воячек.

Люблю водочку.
Люблю жизнь изучать.
Тупым ножичком.
Давайте по соточке.
И вас полюблю.
Стану философ.
Всё расскажу до утра.
Где здесь можно помыться?
Спасибо.
Хотите, мой друг нарисует вас?
Кем угодно, хоть Марией Магдалиной.
У меня просто не так много денег.
Зато очень много слов.
Если и они закончатся, читайте меня так.
По губам, по глазам, по пальцам.
Или мне почитайте что‑нибудь.
Только не оставляйте одного.
Здесь луна до дьявола голубая.
Боюсь повешусь.

Арахна

У меня там
Белая дыра
Во всю полость

Попробуй разрежь
Попробуй проникни
Захлебнешся краской
Задохнешься от ее запаха
Или сойдешь с ума

Ты видел где‑нибудь
Так много
Такой плотной
Такой липкой
Пустоты

Так много
Как ношу в себе я
Арахна
Мать текста
Мать вещества
1 комментарий
Я всматриваюсь в черные глаза Богородицы.
Я барахтаюсь в океанах родной безысходицы.
Под ними лицо плесневелое,
белое,
постороннее,
утоплецкое.
Щеки — цветущие холмы,
по которым бродит щуплый мальчик,
небритый очкарик,
еврейский пророк.
Наверное,
от этих бесчисленных свечей
он видит небо
почти всегда плывущим
в душной
закатной оранжеве.
И Солнце катится по нему,
словно моя голова,
отхваченная сестрой Ифигенией.
Кошачьей, сероглазной, растерянной Ифигенией
с дрожащими руками.
Ей понадобился не один удар.
Но теперь я спокоен.
Лежу, испускаю бессмертный дух, привлекаю мух.
Я жду, я знаю, я помню, она придет.
Маленькая Антигона с несерьезной лопаткой.
Копай, копай, mon amour, ты одна на Земле помнишь, как.
Когда закончишь или устанешь, ляг рядом,
на минуту забудь дыхание,
заглуши все свои бубны и барабаны.
Слышишь, там,
в подземных утробных реках
поют рыбы?

Возраст несогласия

Когда я закрою глаза,
То увижу шестнадцатилетнего Тайлера Дёрдена в юбке
И с томиком Толстого под мышкой.
А в нём одна фраза на каждой странице:
«Динамитцу бы, динамитцу!»
И мы побежим по снегам,
Обнажив животы,
Жадно всасывая морозный воздух пупками;
Рюкзак с зажигательной смесью звенит у неё за плечами.
Мы придём в большой город,
Девственно‑серый,
Высоконравственно‑затхлый,
Самодовольно‑тёплый,
Не знавший вселенских пожаров и дикой собачьей стужи
И засадим его цветами.
Пусть зацветут миллионы бутылок,
Зазеленеют все галереи!
Долой их искусство!
Да‑да, долой их искусство!
Нам некогда готовить зрителя
На медленном огне!
Пиро! Пиро! Пиросмани
Пирует на развалинах с нами!
И на борделях, бассейнах, фитнес‑центрах, банкетных залах -
Смотри! Наши огненные лилии!
Долой их религию, да, Лев Николаевич?
И в юридических конторах
Костры из брачных договоров!
Долой их любовь,
Сплетенную из кнутов!
Мы — вирус хаоса, разрушающий клетки!
Слишком много порядка, долой их строй!
Мы с ними ничего не построим,
Кроме дач генералам и прокурорам.
Мы смеёмся, глядя на город,
Разукрашенный красным, белым и чёрным.
Ты достаёшь
Нож.
Металл,
Рассекая грудь,
Укажет путь
Туда,
Где меня не смогут закрыть
Даже по самой настоятельной рекомендации
Твоей мамы.
Поверни рукоятку.
Ну всё, от винта!

Откомментировал новость «Получи билет на «Последний концерт?..» AMATORY»

Стю, а куда ты дел мою игрушку Гомера Симпсона?:D

Под Уэльбека (?)

Не быть мне умничкой Кириллом Медведевым

Ведь я никогда не читал
И никогда не прочту Маркса.
Его труд
В магазине «Капитал»
Продают
За пятьдесят баксов.

Ты, право, славен.
Ты, право, широк.
Я бы тебя, право, сузил.
Слоган в рекламе
«Жадность не порок»
Оскорбит тебя меньше, чем дёрганья пусьи.

Я стою, уставившись в небытие
(Тридцать три дюйма в диагонали),
А мир всё не рушится, конца ему нет,
И до распродажи будет едва ли.
10 комментариев

Re: Howl

Я видел, как лучшие умы моего поколения растут умными и вырастают дурнями,
Как лежат обездвиженные, неспособные на вопль,
Не принадлежащие сами себе,
Суженные до тонкого пластилинового стержня, облепленного скульптурой из костей, мяса и жира
Как в их головах рождаются поэмы, начинающиеся со строк:
«Баклофен! Баклофен! Не смешно! Прекрати!
Всё затекает внутри груди...»,
Как ворочаются на потных мокрых липких простынях, со стоном листая телефонную книгу, пытаясь вызвонить ангела,
Как хлещут какую‑то алую бодягу под названием «Дерьмо Кима» из ворованных пивных кружек,
Как ерзают на коряво сбитом кресте метро, распарывая кожу гвоздями станций,
Как бьются об асфальт в припадках dasein, отбивая печень...

Митя Карамазов! Братишка! Найди меня среди них
(Вот! Вот! Это я! Димочка!),
Возьми за руку, подними, скажи что‑нибудь в духе:
«Мы еще можем быть мужчинами,
Не обязательно для этого
Всем становиться Мисимами
Или Эдуардами Лимоновыми».
Я повисну у тебя на плече
И буду смотреть,
Как мой друг Гитлер бьет витрины,
крича,
Что под Кандагаром
было
круче.
Я — не Холден.
Я — холоден.
Я — обжигающе‑лёден.

Я люблю тебя
Слюнно‑слизисто,
Живо‑жилисто,
Бледнопламенно,
Рёброкаменно.

Не шекспиристо, не цветаисто,
Как любила овсянка Аиста!

Ты вмерзаешь в меня, вгрызаешься,
Рвётся мякоть вишнёво‑загубная,
И на тоненьких нитках болтаются,
Тридцать две гранатовых косточки,
Тридцать две гранатовых клавиши
На трепетно‑плотяных струночках.
Далеко на дне
в глубине
нервы сплетаются
Ниже кладбища, выше солнышка

Жар живота
Переводит меня
Из твердого в жидкое.
На диалект воды.
На ты.

Прямр цикл складывается: «Хтоническая эротика с некоторыми мотивами из лекций Натальи Александровны».

7

Горечь губ сладка
Гладка
Неровность языка
Мы прорастаем друг в друга
Цветами мака и табака
Внутри у нас атомные облака
Атомы друг с другом не соприка-
Мы состоим из подогнанных друг к другу вплотную пустот
Тем удивительнее что вот
Моя рука
Линию ведет
Вот
Твоя щека
Мягкий поворот
Вот
Между нами
Не‑пустота
Кислород
Птицу сбили

Жизнь — это плотное полотно плоти,
Это шурупы, саморезы и гвозди,
Это твой абрикосово‑шёлковый август;
Убегай в него, а я здесь останусь,
Упаду в холодную землю,
Потеку, как все реки, на север.
В октябре нет в облаках окон;
Рыжий голубь упал на асфальт мёртвым,
Обронил наливное яблочко‑сердце;
Небо цвета ножа быстро ржавит железо,
Режет дождями нежные ткани
И вдевает в иголку артерии.
Смерть — это пепельно‑пыльное платье времени.

Орфей

Сквозь кожу на средней фаланге мизинца
Я разглядываю берега Стикса.

Я вступаю в реку, я ищу брод,
Там, вдали, куст миндальный цветёт.

Воды, чёрные, как зрачки.
«Умираешь лишь раз», — шуршат мотыльки.

Я иду. По колено. По пояс. По грудь.
Я шепчу: «Окажите мне честь утонуть».

Я трясусь. Я кричаще живой.
Набейте мне лёгкие тишиной.

«Накормите мной своих рыб», -
Я хриплю, язык к нёбу прилип.

Я пытаюсь упасть, я закрываю глаза.
Бездна хочет, чтоб я оглянулся назад.

Я просыпаюсь на берегу
Голой спиной на красном снегу.

Взъерошенный воздух вокруг закипел.
«Умираешь всю жизнь», — завывает метель.

Я уже не могу ничего сказать вслух,
Солнца не видно за тучами мух.

Я ползу весь в земле и пене,
Я ищу наощупь плечи, локти, колени.

Мои пальцы наждачно немы.
Из груди, Эвридика, роди‑ка мне: [мы].
Мне стало казаться, что я записываю слова в столбик, чтобы избавиться от каких‑то навязчивых мыслей, отпустить их, какими бы «сырыми» они не были, чтобы в голове освободилось место для новых вещей, о которых можно думать «столбиком». И не знаю, что лучше: это или если не пишется вообще.

Доктор меня беспокоит вот что
Я снова начинаю
Как в самом раннем самом первом
Древнем далёком детстве
Разговаривать с птицами
Вот ехал я на пригородной электричке
Ко мне подсел какой‑то пожилой ворон
С пакетом вина
И двумя стаканчиками
Мы выпили и говорили обо всём
Но я запомнил только

«Жизнь прожить — как взлететь на соколиную гору
И не стать ловчей птицей капризных царей»

Это его последние слова
Потом была станция Царство Теней
На которой он сошел
А я полез приставать к другим пассажирам
Первое что я заприметил
Был серый затылок какого‑то гуся
Он был не такой как обычно говорят про гусей
Напыщенный важный наглый
Нет
Скорее потерянный и уставший
И что бы вы думали
Оказался птичий поэт

«Звёзды дураку, что туземцу стеклянные бусы:
Грызёшь их, все дёсны и небо в кровь,
И счастлив»

Разве человек так напишет
Про человека
И мы пили с ним
И пели
И читали стихи
Потом он уснул у меня на плече
Так и ехали
Он сопел
Я смотрел в окно
Вдруг в вагон влетел
Какой‑то странный уродец
С лебедиными крыльями
Он уселся мне на другое плечо
И заговорщицки прошептал

«Главное ты узнаешь от уток,
Сойди на конечной и двигай к пруду».

Там было еще что‑то
Про то что много думать грех
Но этого я толком не понял
И тут же вылелел
Чертёнок
И вот мы всё едем
И далеко еще до конечной
И просьбы освободить загоны
На одной из станций семеро
Покупают в ларьке иконы
Свечки сигареты всепрощение
Мороженое Деву Марию
И ни конца ни света

Если скажете это сон
Вызванный пером из подушки в носу
За секунду до пробуждения
Я убью вас
Как старого хромого режиссёра
Который не любил ремарку пауза
Будете знать своё место
Тени
←назад12345…42вперёд→
ВКонтактeTwitterFacebook