Болею. Не знаю, чем. Наверное, чем-то, что вызывает ужасную боль.
Я сегодня позаимствовала денег у младшего брата. Когда он узнал, сколько стоит пачка кента, сказал «нихрена себе!», и, надеюсь, решил, что никогда не будет курить. Ну хотя бы из жадности. И отправить бы его за сигаретами, но все‑таки 12 лет, да и совсем уж непедагогична такая наглость. Отправилась зачем‑то сама. Так получилось, что боль меня прихватила такая, что казалось, перекинусь прямо у киоска. С какой‑то перекошенной рожей дошла до дома, уже ни пить, не курить. Упала на кровать и просто отключилась. Толи спала, толи еще что, не помню. Казалось, что боль никуда не ушла, сделала боевую стойку и ждет, когда я просто пошевельнусь. Не вспомню сейчас, как называется литературный прием, когда одушевляют неодушевленное, но в тот момент этот прием стал для меня боевым. Я лежала и думала о всяком. О Барнауле, о восьмом числе месяца декабря, о том, что некоторые вещи можно было сделать иначе, о том, что вчера Жу родила дочку. И вот я звоню, мол, Жу, у вас все хорошо? А дочка кричит. Кричит так, как кричат только новорожденные дети, удивленные и разгневанные тем, как мы усложняем простейшие вещи. А Жу счастлива, хоть и не понимает еще ничего. Кстати, пока шла по подъезду, встретила соседку с пятого этажа. Моя ровесница. От нее пахло перегаром и потом. Пожалуй, в нашем подъезде осталось лишь две нормальные квартиры и я не уверена, что моя входит в их число...
+5
