Большая Тёрка / Мысли /
Универсальная электронная бесплатная библиотека книг. Представлены книги всех жанров.
Книга основателя компании Rakuten привлекла мое внимание еще до того, как появился русский перевод. Я надеялся, что история, рассказанная от первого лица, приоткроет секрет успеха одной из крупнейших мировых площадок электронной коммерции. Тем более, что в России о ней знают только то, что эти японские ребята дали 100 млн. долларов русскому Озону.
Книга начинается довольно бодро с
...истории становления компании, когда Хироси Микитани решил сделать систему, которая позволит встречаться покупателям и продавцам со всей Японии на одной торговой площадке. При этом, Rakuten выходил на занятый рынок, в котором уже были сильные игроки, и для того, чтобы конкурировать с ними, нужно было понять, чем новая площадка будет отличаться от пяти существующих старых.
Микитани удалось найти важный недостаток существующих систем: они были ориентированы на удобство покупателей и совершенно игнорировали нужды продавцов. Площадки создавали удобные системы покупки, не заботясь о простоте и удобстве добавления товаров в каталог. Он решил изменить существующий уклад и создать площадку, которая повернется лицом к продавцам.
Вторым важным нареканием со стороны продавцов стало то, что площадки полностью замыкали на себе процесс покупки и взаимодействия с покупателем. Пользователь не знал у кого он покупает товар, не мог напрямую связаться с продавцом, все общение происходило через службу поддержки площадок. Микитани увидел в этом сразу три проблемы:
Решение было простым:
«Сразу после создания Rakuten, открыв свой первый интернет-магазин, мы предоставили розничным продавцам право настраивать свои сайты по собственному усмотрению. Они могли редактировать их, устанавливать цены, продвигать и использовать сайты в соответствии со своими целями и производственным процессом. Признаться, это наше решение поражало всех, даже тех, кто первым начал торговать через наш интернет-магазин. Люди никогда не слышали о подобных вещах».
Карикатура FT из материала про «англизацию» Rakuten
В дальнейшем одной из главных причин успеха компании Микитани назовет как раз предоставление полномочий. Это касается и продавцов, которым постоянно предоставляли больше возможности для кастомизации своего раздела на платформе, так и децентрализацию управления компании, предоставления больших полномочий сотрудникам головного офиса, зарубежных филиалов и купленных компаний.
Вообще значительная часть книги посвящена преодолению традиций, из-за которых читать ее быстро надоедает. Например, начинается она с истории о том, как Микитани, став капитаном университетской теннисной команды, сделал так, что каждый игрок начал сам собирать мячики после тренировки (раньше это делали студенты младших курсов). Вероятно, в японской культуре это решение было чем-то вроде государственного переворота, но нам сложно оценить подвиг автора.
Пять принципов Rakuten, которые вы найдете в книге десятки раз:
- Всегда совершенствоваться, всегда идти вперед.
- Быть увлеченным профессионалом.
- Выдвинуть гипотезу — проверить ее на практике — убедиться в ее состоятельности — внедрить.
- Достичь максимального уровня удовлетворенности клиентов.
- Скорость! Скорость! Скорость!
Вторым подвигом Микитани можно считать поворот компании к глобализации. Действительно Rakuten оперирует в десятках стран, и общение на японском языке в головном офисе стало важной проблемой для дальнейшего роста компании. Поэтому руководителем компании было принято резкое решение о переходе во всех внутренних и внешних коммуникаций на английский язык, с обязательной сдачей экзамена на знание языка. При этом, менеджеры должны были изучать английский в свободное от работы время.
Помимо очевидных преимуществ в коммуникациях сотрудников в разных странах, этот переход разрушил принятую в Японии иерархию, общение стало более четким, структурированным. Оказывается, в японском языке много иерархических маркеров, и сам стиль общения человека передает его общественное положение. Добиваться делегирования полномочий и расширения зоны ответственности сотрудников в таких условиях было бы слишком сложно.
В целом книга получилась бы гораздо интереснее, если бы из нее выкинули половину страниц. Ей явно не хватает хорошего редактора с критическим отношением к написанному. Возможно для Японии многие вещи действительно являются откровением, но для нас некоторых описанных проблем просто не существует.
Так, например, всю главу про покупку компаний можно свести к фразе: «Покупая стороннюю компанию, убедитесь в том, что у вас совпадает корпоративная культура и есть общий взгляд на развитие продукта«.
Но, в целом, ее можно рекомендовать всем, кому интересна история одного из гигантов электронной коммерции, просто будьте готовы к необходимости пролистать половину страниц.
«Маркетплейс 3.0. Новый взгляд на торговлю в интернете» в бумажном и электронном варианте на Яндекс.Маркете.
Оригинал опубликован в блоге feoc.ruПродолжим погружаться в мир глобальных корпораций. На этот раз я расскажу о книге Фреда Фогельштейна «Как поссорились Apple и Google и, затеяв войну, начали революцию».
Книга кратко описывает период становления компании Google, когда Стив Джобс стал фактически ментором для Сергея Брина и Ларри Пейджа, а отношения компаний стали настолько близкими, что Эрик Шмидт (CEO Google в то время) был членом совета
...В книге довольно подробно описаны трения, которые сопровождали исполнение мечты Джобса — появление совершенно нового телефона. Во-первых, компания столкнулась с огромным количеством технологических сложностей. На рынке не было комплектующих с нужными характеристиками, не было больших качественных экранов, быстрых процессоров с небольшими габаритами и энергопотреблением. Но, самое главное, продукт оставался сырым буквально до дня презентации.
Проблема iPhone бросалась в глаза. Он был способен проигрывать фрагменты песен или видео, однако не мог воспроизвести полный клип без зависания. Он отлично функционировал, когда вы отправляли электронную почту, а затем начинали путешествовать по Сети. Если же вы делали это в обратном порядке, он переставал работать. Часы проб и ошибок помогли команде iPhone найти то, что инженеры называют «золотым путем», то есть специфический набор задач, проводимых определенным образом и в определенном порядке, – это позволяло создать иллюзию того, что телефон работает как надо.
У телефона постоянно заканчивалась память, он зависал и переставал работать в самый неподходящий момент, связь постоянно пропадала. Желание Джобса провести живую презентацию, когда изображение с телефона будет транслироваться в реальном времени, вызывало ужас у инженеров. В итоге решением стало использование сразу нескольких телефонов. Стив заканчивал с одной задачей, незаметно менял телефон и делал другие действия уже на новом устройстве. А вопрос со связью был решен еще проще. Операционная система была изменена так, чтобы все время показывать 100% на индикаторе. В итоге — все получилось.
Он начал свое шоу словами «Этого дня я ждал два с половиной года». Джобс принялся воспроизводить на нем музыку и показывать собравшимся отрывки из фильмов на прекрасном экране. Он позвонил своему товарищу, чтобы продемонстрировать новый дизайн адресной книги и голосовой почты. Он отправил электронное письмо и текстовое сообщение, показав, насколько просто печатать на экранной клавиатуре телефона. Он пролистал несколько фотографий, продемонстрировав, как можно увеличивать и уменьшать их размер с помощью простых движений пальцами. Он посетил сайты Amazon и New York Times, чтобы продемонстрировать, что интернет-браузер iPhone ничуть не хуже, чем на компьютере. Он нашел кафе Starbucks с помощью Google Maps – и тут же позвонил туда, – чтобы показать, что с iPhone невоможно заблудиться.
А в это же время, в Google вовсю шла работа над Android, который должен был стать открытой платформой для всех желающих производителей устройств. Команда, участвующая в разработке, получила все те проблемы, что испытала Apple, и еще несколько своих собственных. В отличие от Apple, разработчики Android не знали на каких устройствах будет установлена их система. А значит, она могла работать медленно, тормозить, нужно было предусмотреть работу на целом зоопарке экранов, и так далее.
40 инженеров работало над Android на протяжении 15 месяцев, по 80 часов в неделю и планировали запуститься в конце года, но Джобс обогнал их со своим iPhone. После запуска Apple, команду Андроида усилили, требования к системе стали еще жестче. Теперь нужно было сделать продукт никак не хуже конкурента, и добавить какой-то новый функционал.
Почему мы вообще занимаемся этим проектом? Я купил телефон. В нем есть все сервисы Google. В нем есть Gmail. В нем есть календарь. Для чего мне вообще Android?
Драма заключалась в том, что Google максимально оптимизировал свои приложения для iPhone, и Apple ему в этом помогала. Компании настолько зависели друг от друга, что Джобс лично занимался такими мелочами, как внешний вид иконок продуктов Google на iPhone. Сервисы поисковика были доведены до совершенства, но не на собственной платформе.
В самом Google не любили команду Android, которая всегда держалась особняком, и не горели желанием помогать в разработке. Там, где для Apple закладывались ресурсы на оптимизацию сервисов, команде Android приходилось использовать публичные API.
Но, после объявления о создании Open Handset Alliance туман рассеялся. Стив Джобс понял, что все это время Google водил его за нос и строил конкурента.
Он посчитал, что его партнер создает устройство, способное бросить вызов iPhone. Один из его коллег рассказывал: «Я ехал в машине, и вдруг раздался звонок. Это был Стив. Он кричал в трубку так громко, что мне пришлось съехать с дороги, чтобы продолжить разговор. Он спросил меня, видел ли я ролик, а затем назвал все показанное в нем чертовым воровством идей Apple».
Все, что случилось дальше — уход Шмидта из совета директоров Apple, бесконечные судебные иски к компаниям-производителям телефонов, были результатом того, что все это время Джобс недостаточно серьезно относился к Google и был ошеломлен, когда, наконец, увидел, что именно представил конкурент.
И в конце хочется процитировать опрос ведущего промышленного дизайнера Apple Кристофера Стрингера адвокатом Samsung:
Верховен: «Помните ли вы, имелись ли у телефонов Samsung, относительно которых вы высказывали свое мнение и давали показания перед жюри, четыре программные кнопки в нижней части?»Стрингер: «Мне доводилось видеть множество телефонов Samsung. Я не помню точных деталей относительно программных кнопок».Верховен: «То есть вы не помните, были ли у них кнопки в нижней части?»Стрингер: «Как я уже сказал, я видел много телефонов Samsung. Я не знаю, насколько они идентичны с точки зрения расположения кнопок в нижней части».Верховен: «Доводилось ли вам когда-нибудь видеть телефоны Samsung, имеющие четыре программные кнопки в нижней части?»Стрингер: «Я бы хотел, чтобы вы показали мне конкретный телефон. Это может быть вопрос с подвохом, и у меня нет ответа».Верховен: «Я лишь спрашиваю вас, доводилось ли вам видеть телефон Samsung, имеющий четыре программные кнопки в нижней части?»Стрингер: «Если бы вы показали мне телефон, то я мог бы определить, есть ли у него четыре кнопки».Верховен: «Я спрашиваю вас не об этом, сэр. Мой вопрос состоит в следующем: доводилось ли вам видеть телефон Samsung, имевший четыре программные кнопки в нижней части?»Стрингер: «Я не могу точно сказать, сколько их там, три или четыре. Я просто не помню».Верховен: «Доводилось ли вам видеть телефон или смартфон, имевший четыре программные кнопки в нижней части?»Стрингер: «Вполне возможно».Верховен: «Находили ли вы их прекрасными?»Стрингер: «Совершенно очевидно, что воспоминания о них не задержались у меня в голове».Верховен: «Хорошо. В своих показаниях вы рассказали о кнопках и о том, что иногда создаете до 50 различных моделей кнопки (в процессе конструирования). Вы помните это?»Стрингер: «Так и есть».Верховен: «Сколько моделей с кнопкой “Домой” вы создали?»Стрингер: «Не могу назвать вам точную цифру, но уверен, что их было много».Верховен: «Больше десяти?»Стрингер: «Вполне вероятно».Верховен: «Больше ста?»Стрингер: «Скорее, нет».Верховен: «Как бы вы сами оценили их количество?»Стрингер: «Не могу давать оценку, поскольку я не знаю».Верховен: «Вы работали с разными моделями кнопки “Домой”?»Стрингер: «Да».Верховен: «А почему вы изготавливали так много вариантов кнопки “Домой”?»Стрингер: «Чтобы получить самый правильный результат».
Как вы помните, эту судебную тяжбу Samsung проиграл.
В целом книга достаточно интересная как раз с точки зрения процессов, которые происходили в двух компаниях во время разработки новых устройств. Несмотря на «желтое» название, конкретно ссоре и разбирательствам посвящено совсем немного времени.
Скачать книгу «Как поссорились Apple и Google и, затеяв войну, начали революцию»
Оригинал опубликован в блоге ]feoc.ru. Комментировать (неудачник, книги, Библиотекарь, образованный лох , обиженный на серебро, буддизм, мудаизм
за то. что ОН лоханулся на инвестициях в серебро. Бедняга. Ну а я то тут причём? Я же тебя за руку не дёргал покупать на пике цены. По чём купил то? По 45?
пы.сы. для справки оно щас уже по 21.
читать, книги, буквы, слова, предложения, тексты
Выражаясь «современным» языком, — кто не читает, тот лох!
Начнем с рассказов, объём которых не превышает 55-ти слов.
Чарльз Энрайт
«Призрак»
Как только это случилось, я поспешил домой, чтобы сообщить жене печальное известие.
Но она, похоже, совсем меня не слушала. Она вообще меня не замечала.
Она посмотрела прямо сквозь меня и налила себе выпить. Включила телевизор.
В этот момент раздался телефонный звоно. Она подошла и взяла трубку.
Я увидел, как сморщилось её лицо. Она горько заплакала
Август Салеми — Современная медицина
Ослепительный свет фар, оглушающий скрежет, пронзительная боль,
абсолютная боль, затем теплый, манящий, чистый голубой свет.
Джон почувствовал себя удивительно счастливым, молодым, свободным,
он двинулся по направлению к лучистому сиянию.
Боль и темнота медленно вернулись. Джон медленно, с трудом открыл опухшие глаза.
Бинты, какие‑то трубки, гипс. Обеих ног как не бывало. Заплаканная жена.
- Тебя спасли, дорогой!
Джейн Орвис — Окно
С тех пор, как Риту жестоко убили, Картер сидит у окна.
Никакого телевизора, чтения, переписки. Его жизнь — то, что видно через занавески.
Ему плевать, кто приносит еду, платит по счетам, он не покидает комнаты.
Его жизнь — пробегающие физкультурники, смена времен года, проезжающие автомобили, призрак Риты.
Картер не понимает, что в обитых войлоком палатах нет окон.
Мультиклоуны, Клоунская Бабушка, Сказки, книги, публикации
Вы ведь знакомы с Лялькой и Гришкой? Этим маленьким клоунам никогда не сидится на месте, приключения к ним так и липнут. А некоторые даже ЗАЛЕЗЛИ в эту книжку! Юных читателей ждёт встреча с полюбившимися героями — Лялькой и Гришкой, великолепной Мультиклоунской Бабушкой, снеговиком Снежком Пуговкиным, коварной Бякой, Дядей Фокусником, Веней, Кнопкой и другими жителями волшебного мультидома. Ребята узнают, сколько Гришек бывает в самый раз, почему сходят с ума новогодние ёлки, кто живёт у клоунов на крыше, бывают ли блины с Ляльками — и много‑много других полезных вещей!
Художник Андрей Артюх.
Завоевательница, Купить, книги, озон
![]() | OZON.ru — Книги | Завоевательница | Эсмеральда Сантьяго | Conquistadora | Купить книги: интернет‑магазин / ISBN 978–5–389–01756–6 |
Москва, Сергей Минаев, Купить, Предзаказ, книги
![]() | OZON.ru — Книги | Москва, я не люблю тебя | Сергей Минаев | Купить книги: интернет‑магазин / ISBN 978–5–271–39708–0 |
Какого хрена в последнее время одни ремейки делают, да продолжение серий? Столько неосвоенных произведений, которые так и просятся снять про них хорошее кино. Мне вот на ум как‑то внезапно пришла «Неукротимая планета» ("Мир Смерти") Гарри Гаррисона. С удовольствием бы посмотрел, как хорошую боевую фантастику. Да и серию «Гиперион» Дэна Симмонса можно было бы шикарно экранизировать. Были бы четыре упоительных части, как и книги: первая — в виде фантастических новелл, объединённых общей сюжетной линией, вторая — большая космическая опера, по типу Star Wars, третья — хороший динамичный экшен, а четвёртая — близко к драме, несмотря на фантастический антураж.
Или, вот ещё, до сих пор сильна мечта посмотреть пьесу Хемингуэя «Пятая колонна». Было бы неплохо сделать малобюджетный кинопроект с минимумом пространства, как например в фильме «Человек с Земли». У нас же есть вроде сейчас клуб любительского кино, почему бы кому‑нибудь из клуба не ухватить идею? Насколько я знаю, эту пьесу Хемингуэя так и не поставили. При хорошем подходе можно устроить сенсацию на весь мир — как первая экранизированная постановка этой пьесы.
А экранизацию какой книги вы бы посмотрели?
Праздник, халява, событие, книги, приглашаю
На фото небольшой экскурс по моим серым библиотечным будням (хроника одного дня).
Завтра (26 мая) в 12.00 по адресу Свердлова, 10а (за зданием Художественного музея) состоится символическая закладка камня в основание нового здания библиотеки.
В программе: блэк джек и ..... медведя, подарки, концерт и стол книгообмена, приносите любую книгу и я лично обменяю её на новую
библиотека, фото, книги, НГОНБ
Сегодня первая половина дня у нас была посвящена съёмкам...книг, а зачем мы их снимали и чего из этого вышло я расскажу вам в воскресенье.
Убедительная просьба добавить новые жанры в разделе фильмы, книги и т.д.
К примеру, добавляю я в киноклуб "аты-баты шли солдаты" и что я должен выбрать в жанрах ? боевик ? где жанр "военный" ? где "иисторический" ?
Тоже самое касается и книг, там маловато жанров
Пожалуйста добавьте.
анимация
Анимационное кино (англ. animation - мультипликация) - вид киноискусства, произведения которого создаются путем съемки последовательных фаз движения рисованных (графическая мультипликация) или объемных (объемная мультипликация) объектов. Развивается в разных жанрах.
боевик
Боевик (англ. action movie, букв. фильм действия) - этот жанр киноискусства иллюстрирует известный тезис «добро должно быть с кулаками». Главный герой обычно сталкивается со злом в самом очевидном его проявлении: преступление, коррупция, терроризм, убийство. Не находя иного выхода, главный герой решает прибегнуть к насилию. В результате уничтожению подвергаются десятки, а иногда и сотни злодеев. Хэппи-энд - непременный атрибут боевика, зло должно быть наказано.
вестерн
Вестерн (англ. west - запад) - в классических фильмах этого жанра действие происходит на Диком Западе Америки в XIX веке. Конфликт обычно разворачивается между бандой преступников, представителями властей и охотниками за наградой (англ. bounty hunter). Как и в обычном боевике, конфликт разрешается насилием со стрельбой. Вестерны пропитаны атмосферой свободы и независимости, характерной для запада Соединённых Штатов.
истерн
Истерн (англ. east - восток) - жанр, во многом напоминающий вестерн. Принципиальным отличием жанра является то, что все действия происходят на востоке, и показана немного иная культура и «религия». Восток, как известно - дело тонкое.
криминал
Криминальное кино (англ. crime – преступление) - действия фильмов этого жанра построены на криминальных преступления, разборках гангстеров, группировок, и прочее, что и является основой сюжета. Действия фильма могут происходить например в США в 30-40е годы, во время рассвета гангстерских группировок
каратэ
Каратэ-фильм - фильмы этого жанра сюжетно мало отличаются от обыкновенных фильмов жанра «экшен». Но в противостоянии персонажей каратэ-фильмов упор делается не на применение огнестрельного оружия, а на рукопашные схватки с применением приёмов восточных единоборств.
экстрим
Экстремальное кино (англ. extreme - противоположность). Сейчас это слово сильно укрепилось в нашем лексиконе. Оно стало для нас синонимом слова «риск». В фильмах этого жанра не последнюю роль играют современные экстремальные виды спорта и увлечения. Экстрим фильмы, это почти всегда «экшен».
детектив
Детектив (англ. detective, от лат. detego - раскрываю, разоблачаю) - жанр, произведения которого неизменно содержат иллюстрации преступных деяний, следующего за ними расследования и определения виновных. У зрителя, как правило, возникает желание провести собственное расследование и выдвинуть собственную версию преступления.
триллер
Триллер (от англ. thrill - трепет) - так называют фильмы, стремящиеся создать у зрителя ощущение напряжённого переживания, волнения. Жанр не имеет чётких границ. Часто к триллерам относят детективно-приключенческие фильмы, акцент в которых смещён на подготовку к какому-то уникальному преступлению. К триллерам также часто относят фильмы ужасов. Признанным мастером триллеров считается режиссёр Альфред Хичкок.
саспенс
Саспенс (англ. suspense - неопределённость) - это разновидность триллера или фильма ужасов. Слово «саспенс» ввел в обращение Альфред Хичкок, определив его как «состояние легкого посткинематографического ужаса вкупе с хорорным (англ. horror - ужас) пощипыванием подложечного пространства, сопровождаемое повышенным интересом перципиента к происходящему на экране»
приключения
Приключенческий фильм - в отличие от боевика, в приключенческих фильмах акцент смещён с грубого насилия на смекалку персонажей, умение перехитрить, обмануть злодея. В приключенческих фильмах героям предстоит оригинально выпутаться из сложных ситуаций. «Хэппи энд» также очень вероятен.
ужасы
Фильм ужасов (англ. horror film, horror movie) - жанр художественного фильма. К фильмам ужасов относят фильмы, которые призваны напугать зрителя, вселить чувство тревоги и страха, создать напряжённую атмосферу ужаса или мучительного ожидания чего-либо ужасного.
комедия
Комедия (греч. komodia) - жанр, характеризующийся юмористическим (сатирическим) подходом. К этому жанру относятся фильмы, которые ставят целью рассмешить зрителя, вызвать улыбку, улучшить настроение.
черная комедия
Черная комедия – в отличии от комедии характеризуется тем, что цель рассмешить зрителя достигается за счет «черного» юмора
пародия
Пародия - еще один вид комедии, но основанный на пародировании чего-либо (например, на пародировании других фильмов или целых направлений кино, что бывает чаще всего)
драма
Драма (греч . drama, букв. - действие) - литературный и кинематографический жанр. Специфику жанра составляют сюжетность, конфликтность действия, обилие диалогов и монологов. Драмы изображают в основном частную жизнь человека и его острый конфликт с обществом. При этом акцент часто делается на общечеловеческих противоречиях, воплощённых в поведении и поступках конкретных персонажей.
мелодрама
Мелодрама (от греч. meloz - песня и драма) - жанр художественной литературы, театрального искусства и кинематографа, произведения которого раскрывают духовный и чувственный мир героев в особенно ярких эмоциональных ситуациях на основе контрастов: добро и зло, любовь и ненависть и т. п.
трагедия
Основу трагедии (греч. tragMdнa, букв. - козлиная песнь, от trаgos - козёл и цdе - песнь) составляет столкновение личности с миром, обществом, судьбой, выраженные в борьбе сильных характеров и страстей. Но, в отличие от обычной драмы, трагическая коллизия обычно завершается гибелью главного героя.
трагикомедия
Трагикомедия - жанр, который обладает признаками как трагедии, так и комедии, и выстроен по своим специфическим законам.
катастрофа
Фильм-катастрофа - фильм, герои которого попали в катастрофу и пытаются спастись. Речь может идти как о природной катастрофе (смерч, землетрясение, извержение вулкана и т. п.) или техногенную катастрофу (крушение самолёта, например).
фантастика
Фантастика (от греч. phantastike - искусство воображать) - разновидность художественной литературы; её исходной идейно-эстетической установкой является диктат воображения над реальностью, порождающий картину «чудесного мира», противопоставленного обыденной действительности и привычным, бытовым представлениям о правдоподобии.
мистика
Мистика - является жанром фантастических фильмов, но действия в фильмах связано с взаимодействием людей и различных таинственных сил. Последние не поддаются однозначному научному описанию, чем и отличаются. Отношения с ними обычно связаны с различными моральными проблемами.
фэнтези
Фэнтези - является жанром фантастических фильмов. Основное отличие таких фильмов, в том, что действия происходят в мирах, которыми правит не технология, а «меч и магия». В фэнтези часто фигурируют не только люди, но и разнообразные мифологические существа - эльфы, гномы, драконы, оборотни, люди-кошки, а также боги и демоны.
антиутопия
Антиутопия (от греч. anti - против, eu – благо и topos – место, т.е. анти (не) благословенное место). Фильмы этого жанра, всегда фантастика, всегда мрачные и сюжет связан с тоталитарным режимом.
киберпанк
Киберпанк (англ. cyberpunk, от слов cybernetics - кибернетика и punk - дрянь, отребье) - жанр научной фантастики, фокусирующийся на компьютерах, высоких технологиях и проблемах, возникающих в обществе в связи с губительным применением плодов технологического прогресса. Иногда киберпанками называют ироничных пользователей сети Интернет, а также хакеров. Термин киберпанк придуман и введён в употребление писателем Брюсом Бетке, который в 1983 году опубликовал одноимённый рассказ. Основой сюжета часто является борьба хакеров с могущественными транснациональными корпорациями.
мьюзикл
Музыкальный фильм - мюзикл или оперетта, перенесённая с театральных подмостков на киноэкран. Много песен, танцев, красивые костюмы и декорации. Обязательно присутствуют элементы мелодрамы и часто «хэппи энд». Насилие если и есть, то в самой безобидной форме.
спектакль
Спектакль (лат. spectaculum - зрелище) - произведение театрального искусства, созданное в соответствии с замыслом режиссера (балетмейстера и дирижера; режиссера и дирижера) и под его руководством совместными усилиями актеров, художников-декораторов, композиторов и других членов театрального коллектива.
биография
Биография (греч. biographia - описание жизни) - описание жизни человека. Фильмы этого жанра является источником первичной социологической информации, позволяющий выявить психологический тип личности в его исторической, национальной и социальной обусловленности.
история
Исторический фильм - фильмы этого жанра киноискусства реконструируют реально происходившие исторические события. Исторические фильмы обычно бывают высокобюджетными, с красивыми костюмами и декорациями, нередко с внушительными массовками.
военный
Военный фильм или батальный фильм - исторический художественный фильм, реконструирующий события реально происходившей войны или сражения, амуницию, оружие, приёмы и организацию боя. В центре художественной композиции батального фильма обычно находится сцена главного сражения, съёмки которого сочетают широкие панорамные планы с крупными планами героев фильма. Батальные фильмы - одни из самых затратных жанров в кинематографе, поскольку часто требуют привлечения или изготовления военной техники, разрушения декораций, больших костюмированных массовок, сложных компьютерных эффектов и т.п.
документальный
Документальное кино (или неигровое кино) - жанр кинематографа. Документальным называется фильм, в основу которого легли съёмки подлинных событий и лиц. Реконструкции подлинных событий не относятся к документальному кино. Первые документальные съёмки были произведены ещё при зарождении кинематографа. Темой для документальных фильмов чаще всего становятся интересные события, культурные явления, научные факты и гипотезы, а также знаменитые персоны и сообщества. Мастера этого вида кинотворчества нередко поднимались до серьёзных философских обобщений в своих произведениях. В настоящее время документальное кино прочно вошло в киноискусство всего мира.
семейный
Семейный фильм - детские фильмы и фильмы, предназначенные для просмотра всей семьей. Фильмы этого жанра зачастую лишены насилия, имеют множество элементов мелодрамы, комедии с незамысловатым юмором, или приключения.
сказка
Фильм-сказка, фильмы, которые сняты по мотивам сказки, и являются повествовательным жанром, допускающим известную долю вымысла и содержащие необычные в бытовом смысле события (фантастические, чудесные или житейские), достоверность которых ставится под сомнение.
спорт
Спортивный фильм - фильмы этого жанра посвящены или их сюжетная линия напрямую связана с каким либо видом спорта или спортивными событиями.
эротика
Эротический фильм - этот жанр кинематографа, где основным инструментом передачи эмоций выступают сексуальность, чувственность и ню. Поведение персонажей изображенных в эротическом произведении может быть связано как с искренним, почти божественным чувством любви, так и с обыкновенным сексуальным вожделением. В отличие от порнографии, эротические фильмы не акцентируют внимание на графические детали половых органов и полового акта. В эротических фильмах часто присутствует элемент недосказанности, незаконченности сюжета - окончание изображаемой любовной прелюдии, ее детализация отдается на откуп воображению зрителя.
книги, Всякая чушь, Праздник, фото, Окленд, Видео
Книги на полке в моей спальной комнате.
Сегодня в Окленде единственный будний день в году, когда офисному планктону разрешено накидаться — «День святого Патрика». Ирландцев здесь, мне кажется, не больше, чем вьетнамцев, однако праздновать будут все. Потому что можно. Таким образом, не «каждую пятницу я в говно» — иногда и в четверг. Пока не решил, ехать в город, где жуткие пробки, бардак и люди в мятых белых рубашках.
На фотографии выше моя книжная полка. Полностью прочитано процентов 20, стыдно признаться. Почато процентов 80. Очень медленно пока читаются книги на английском. Журнал «Знамя» перекочевал недавно в ближе к кухне, где его теперь можно читать за завтраком вместо просмотра шоу для домохозяек.
А что читаете вы? Вы ведь читаете?
Оригинальный пост читайте, пожалуйста, здесь.
Тайм, Буш , Купить, Строуб Тэлботт, книги, ozon.ru
Интересное, Тесты, фото, подарки, Интернет, книги, iPhone
Анонс, Хорошо, Всякая чушь, Френдобмен, ПеАр, книги, синхронизация, Обо мне
_alexei_ и его сын Максим в кафе на выставке скульптур.
Здесь в Окленде после разговора с родителями, которые учат язык, готовятся к запланированному на относительно скорый переезд, пришла в голову такая мысль, что взрослых людей не бывает. Я не знаком с устройством мозга и медики наверняка поправят, однако, текущий двадцативосьмилетний взгляд на жизнь показывает, что внутренний человек замораживается в состоянии двадцатилетнего. Оболочка стареет и изнашивается, появляется больше обязательств и необходимость составлять списки дел, телефонная и адресные книжки переполняются, люди приходят и уходят. Новые знания ложатся поверх старых, подминая их под себя, страницы склеиваются. Но они отделены от ядер личности и характера, которые так или иначе сформировались в детстве и юности.
И получается — человеку сорок-пятьдесят, воспоминания, вокруг клубок связей и забот, а внутри всё тот же подросток, который хочет играть в машинки и летать в космос. Так Кэмерон и Лукас снимают космические сказки, а Брэнсон строит космопорт и летит вокруг света на воздушном шаре. Очень важно, мне кажется, сохранять вот эту неуёмную молодость духа. А там и деньги приложатся, и врачи, которые продлят, так сказать, удовольствие. Вероятно, в старости поглубже наступает фаза разрушения того человеческого ядра, с этим мне пока неясно. Вроде не со всеми, вроде не у всех.
Об этом я думал вчера. А сегодня утром мне написала Маргарита Олари и предложила взглянуть на её книгу «Хорошая жизнь». Первая глава, начинающаяся с бритья половых седых волос на половых губах и заканчивающаяся лицом, прилипающим во время сна к лишайной груди партнёра, меня в некотором роде насторожила и заинтриговала. Вторая оказалась более удобоваримой и я ненадолго приостановил чтение.
Беглый яндекс показал, что книга очень женская, очень личная, пронзительная и честная. «Новая женская проза» написано на обложке. Написано действительно складно, местами, невзирая на чернушно-бытовые сюжеты, весьма поэтически. Лесбиянки, кровь, гной, грязь, бухло, битьё, религия, детские травмы, взрослые несчастья, отношения, измены и слёзы, смерть, рождение, напихано под завязку. И вывод — хорошая, насыщенная жизнь получилась.
Но не это заставило читать действительно очень женскую книгу дальше. Как человек с физического факультета, я стараюсь отслеживать случайности и структурировать хаос в какие-то схемы. Очень, знаете, приятно, когда подумал «раз», а кто-то незнакомый (обрывок телефонного разговора прохожего) сказал «два», ты опустил глаза в книгу, а там: «три»! Верующий человек углядел бы в этом божественное микро-вмешательство, наверное. Я называю такие ситуации моментами «синхронизации с миром». Когда мне было двадцать, подобные объекты занимали в мировоззрении важное место, ибо являлись обязательным компонентом счастья. Сейчас они не более, чем приятные самопроизвольные чудачества природы. К примеру, на фотографии в начале поста три тарелки, три бутылки, три бумажных шара под потолком как будто рифмуются.
Возвращаясь к книге, процитирую пару предложений, после которых, в знак признательности за случившуюся «синхронизацию», я планирую дочитать образец «новой женской прозы»:
Папе исполнилось пятьдесят, он безнадежно влюбился, сидит на кухне, смотрит в окно, плачет. Мы утешаем его, папа, тебе уже пятьдесят, ты не можешь вести себя как мальчишка, ты взрослый мужчина, посмотри на себя. Папа посмотрел на меня, поверь, тебе исполнится тридцать, а ты будешь чувствовать то, что чувствовала в двадцать. И в сорок ты тоже будешь чувствовать то, что чувствовала в двадцать. В пятьдесят, шестьдесят, семьдесят, ты все равно будешь чувствовать то, что чувствовала в двадцать. Поизносишься, постареешь, но внутри мало что изменится.
Так просто. Поживём, увидим.
Оригинал этого поста на staskulesh.com читайте, пожалуйста, здесь.
Кино, Шотландия, книги, Знаменитости
Читаю «Евреи в России и в СССР». Спорная вещь, конечно, но...
Меня всегда интересовал вопрос, почему евреи как нация всегда стоят и воспринимаются особняком? Отчего к ним такая ярко выраженная нелюбовь у столь многих людей, особенно в России?
Что вы думаете об иудеях?
P/S Я резко отрицательно отношусь к политике Израиля по отношению к Палестине. Но мне кажется, следует разделять государство и народ. Даже в случае с иудеями
Детство, книги, мозг, Литература
У меня в детстве было до хрена книжек. Не знаю, может это как-то связано с тем, что папа работал в издательстве, может просто я любила читать, но книжки эти до сих пор занимают полок восемь в моем немаленьком книжком шкафу.
Там были просто охренительные вещи.
В этой книжке были истории о трех немецких детях. О толстой Нелли, которая с мамой плевала жвачкой в машины, о Сюзанне, которая думала, что в компьютере живут маленькие гномики и об Адаме, который, как мне помнится, был не очень-то общителен (и про него я что-то плохо помню).
Эта книжка бразильского автора и она совершенно безумна. Это история о девочке, у которой были в друзьях ожившая кукла, деревянный чувак с гвоздем в спине и кукурузный початок. Сначала они были в рыбном царстве, принц из которого потом пришел к ним в гости, но его съел кот. Еще они устраивали цирк, охотились на ягуара и ягуарунди, ели жабутикабы. Самое удивительное, что мама и няня девочки тоже участвовали в этом сумасшествии.
Эта книжка менее редкая, чем предыдущие. Это сборник про трех коротышей, собственно, один из которых носил муфту вместо одежды, у другого были отрезаны носки от ботинок, а у третьего тупо была борода. Они тоже устраивали всякие бесчинства, спасая кошек, ворон и других животин.
А вот за эту книгу я бы автору откусила голову. Никогда не давайте читать это детям.
Этот ублюдок, между прочим, решил, что сказки Андерсена "слабоваты", и решил накропать лучше. В итоге его произведения до сих пор во мне пробуждают ужас (хотя меня не так просто напугать). Почти все его "сказки" заканчиваются смертью персонажей. Например, двое детей оказываются на волшебном острове. Скачут с какими-то феями, девочка падает с оленя и разбивает голову о камни. Или мальчик - болел, болел и умер. Бабушка закопала его в землю. Вот и вся сказка! В общем, если вам хочется проблеваться или вы решили совершить суецид - можете почитать это.
А какие книжки вам в детстве нравились?
Отрывок из последней рукописи С.Л. Рубинштейна "Человек и мир" (1959 г.) Тем, кто не любит думать, читать не советую.
Моральное отношение к человеку — это любовное отношение к нему. Любовь выступает как утверждение бытия человека.
Лишь через свое отношение к другому человеку человек существует как человек, фундаментальнейшее и чистейшее выражение любви, любовного отношения к человеку заключено в формуле и в чувстве: «Хорошо, что вы существуете в мире». Свое подлинное человеческое существование человек обретает, поскольку в любви к нему другого человека он начинает существовать для другого человека. Любовь выступает как усиление утверждения человеческого существования данного человека для другого. Моральный смысл любви (любви мужчины и женщины) в том, что человек обретает исключительное существование для другого человека, проявляющееся в избирательном чувстве: он самый существующий из всего существующего. Быть любимым — это значит быть самым существующим из всего и всех.
Любовь оказывается новой модальностью в существовании человека, поскольку она выступает как утверждение человека в человеческом существовании. Чтобы существовать как человек, человек должен существовать для другого не как объект познания, а как условие жизни, человеческого существования. Напротив, акт или чувство ненависти, презрения есть отказ в признании, полное или частичное перечеркивание бытия человека, значимости его бытия. Ненависть есть идеальная форма изничтожения, морального «убийства» человека.
Любовь в ее «онтологическом» содержании — это процесс вычленения из сплетения зависимостей целей и средств особого, неповторимого существа данного человека. Любовь есть выявление этого образа человека и утверждение его существования. С началом любви человек начинает существовать для другого человека в новом, более полном смысле как некое завершенное, совершенное в себе существо. Иными словами, любовь есть утверждение существования другого и выявление его сущности. В настоящей любви другой человек существует для меня не как «маска», т. е. носитель определенной функции, который может быть использован соответствующим образом как средство по своему назначению, а как человек в полноте своего бытия. Любовь моя к другому человеку есть утверждение его существования для меня и для него самого. Он перестает быть одним из... Это новый способ его существования, и я своим поведением утверждаю его как такового. Такова «сущность» любви, такова любовь в своем чистом виде. Отсюда — «феноменология» и критика реальной любви как такового явления, в котором сущность любви осложнена, замаскирована и искажена привходящими обстоятельствами.
Любовь к другому человеку выступает как первейшая острейшая потребность человека. Она выступает как оценка чувством, основывающаяся не на явлении только, не на непосредственном восприятии человека, а на раскрытии сущности человека, как зеркало, способное увидеть подлинную сущность человека. Прозрение и познание сущности другого человека происходит через те человеческие отношения, в которые вступает любящий. Любовь иногда бывает выявлением образа любимого — часто невидимого для других людей — не потому, что любящий поддается иллюзии, а потому, что он выявляет те стороны, которые не выясняются для других людей в тех деловых отношениях, в которых выступают лишь функциональные свойства человека как «маски». «Полюби нас черненькими, беленькими всякий нас полюбит» — подлинный смысл этого положения в том, чтобы любить человека не за тот или иной поступок, встретивший одобрение или порицание других людей, который может быть случайным, а за него самого, за его подлинную сущность, а не за его заслуги. Любовь есть утверждение другого человека и заключенного в нем способа отношения к миру, к другим людям, а тем самым мое отношение к миру, к другим людям преломляется через отношение к любимому человеку.
Радоваться самому существованию другого человека — вот выражение любви в ее исходном и самом чистом виде: «Хорошо, что Вы существуете в мире...» Но уже вслед за радостью от самого существования человека — хотя бы далекого и недоступного — приходит другая, более конкретная, а потому или более полная или более обедненная радость — радость от более или менее интимного общения с ним, в процессе которого общими у двух людей становятся и радости и печали каждого из двух любящих друг друга людей. Здесь в любви происходит сплетение, перекрест двух противоположных тенденций. Одна имеет место тогда, когда в природном чувственном влечении происходит распад всех человеческих надстроек. Другая — когда природная основа служит силой, которую ничто надуманное не может превзойти; эта тенденция служит решению этических задач, выявлению в любимом всего хорошего, что есть в человеке, и порождению — естественному и необходимому — любовного к нему отношения, в котором этически формируется любящий. В этом случае природное выступает как основа той огромной душевной надстройки, питающей источник лирики, поэзии и т. д.
Платонизм выступил за отождествление добра только с духовным, а зла — с чувственным. Таким образом, добро не проникает в сферу чувственной действительности и исчезает дифференциация добра и зла в сфере духовного. Где же находится разрешение этой антимонии? В любви — половой"— у мужчины и женщины тоже есть своя функция, но использование человека в любви по его функции, точнее, признание его существования только как носителя этой функции — это не любовь, а разврат, сама суть его. Плоха, низка чувственная любовь не потому, что она чувственна, а именно сведение в ней человека к одной функции, т. е. превращение человека в «маску». Это и есть отрицание человека и самой сущности подлинной любви. Не обращать человека в маску — такова первая заповедь этики, утверждать существование человека во всей полноте его бытия. Для нелюбящих в ходе жизни человек выступает по преимуществу в своей функции, которого соответственно ей используют по своему назначению как средство.
В любви, как в фокусе, проявляется факт невозможности существования человека как изолированного «я», т. е. вне отношения к другим людям. Любовь ребенка к матери (бабушке) — это прежде всего общность жизни, жизнь как сообща осуществляемый процесс. Но дело здесь не только в том, что они вместе участвуют в жизни, а в том, что один живет через другого, что удовлетворение всех потребностей ребенка осуществляется через мать, бабушку, что в ней источник всех радостей для ребенка. Сексуальные, природные связи (матери к ребенку и т. д.) являются силами, проявляющими другого человека, а не только сексуального партнера, во всем многообразии отношений, в которые он включается жизнью, и соответствующих качеств, значимых для любящего. Любовь выступает как пристрастный проявитель (в одном случае это осуществляется действием природной силы, природной потребности, в другом — воспитанного гуманным правом чувства) всех хороших качеств в двояком смысле. Во-первых, она их вызывает к жизни, во-вторых, она делает их более видимыми для любящего (или делает любящего более зорким к ним). Важно при этом, что речь идет о проявлении лучших качеств не только в любовных отношениях, но и во всех планах жизни, во всех сферах человеческой деятельности. Любовь мужчины к женщине, матери к ребенку — это природная основа этического отношения человека к человеку, которая затем выступает как преломленная через сознание и обогащенная, проникнутая богатством всех человеческих отношений к миру, к задачам своей деятельности, труда.
Однако, как говорилось, сами природные связи как таковые не объясняют всего смысла человеческой любви. Здесь любовь может легко попасть в западню. «Он — мой, а я — его», склонна сказать любовь, и с этой психологией собственности ревность лишь ждет случая, чтобы ужалить любящего. От ее терзаний при всех условиях может освободиться лишь тот, кому всегда доступно, кто всегда способен вернуться к исходному выражению любви, раскрывающему самую ее основу: радостному утверждению самого существования другого человека. Сила страсти, природного чувственного влечения одновременно и источник тяжких прегрешений и духовной широты, способности к пониманию и сочувствию. Например, если сравнить чувственных, страстных людей, их доброту и снисходительность к другим, их понимание трудностей, страстей и заблуждений других людей и «сухих» добродетельных пуритан, их сухость, черствость и безжалостность к людям, то преимущество явно будет на стороне первых. Как же может быть найдено разрешение коллизии между действием — то положительным, то разрушительным — природных сил и способностью человека к радостному утверждению существования другого человека как такового?
Это и есть проблема «ближнего» и «дальнего» или любви к ближнему и дальнему, любовь и проблема индивидуальности и общности. Противопоставление любви к ближнему и дальнему очень многозначно. Оно означает, во-первых, различение любви к конкретным людям и абстрактную любовь к людям вообще. Это есть не что иное, как идеалом прикрытое и оправданное безразличие, сухость, черствость и жестокость по отношению ко' всем людям, с которыми человек реально соприкасается и которым он мог бы реально помочь. Это — с высоты далекого, в будущее, в бесконечность и недосягаемость изгнанного идеала оправданное бессердечие к людям в настоящем, в действительности. Это соотношение вскрывает связь любви с реальным бытием людей.
Противопоставление возможно и в другом смысле: любовь к ближнему — это привязанность к своим присным, к тому, с кем сжился, это расширенный эгоизм, который близостью к другому заслоняется, снимает вопрос об оправданности, о ценности этических критериев. Это есть любовь к ближнему, противопоставленная любви к дальнему, к идеалу, любовь к человеку, которой нет дела до того, что представляет собой любимый, какому делу он себя отдает. Здесь снимается вопрос о том, к чему и к кому, какого морального облика человеку возникает любовь, снимается привержением к родственным, семейным привязанностям, для которого всякие этические оценки, качества остаются по ту сторону добра и зла. Здесь происходит отказ от воякой избирательности: кто мне близок, тот и хорош. Эта любовь — пленение, любовь к одному человеку как эгоизм вдвоем, как обособление от всех людей. Такая любовь, равно как и любовь к дальнему, освобожденная от любовного отношения к ближнему, в равной мере не могут быть оправданы. Противопоставление любви к ближнему любви к дальнему есть в одном случае утверждение существенности только непосредственного контакта, в другом — образа человека, абстракции, идеала, противопоставленного самому реальному человеку. Однако философия (мировоззрение) человека и его поведение, поступки, иногда совпадая, выражают и усиливают друг друга, а иногда приходят в противоречие. Согласно Мальбраншу, существует философия человеческого поведения — каждый поступок человека есть скрытое (имплицитное) суждение о «боге».
Снятие этого противопоставления заключается в том, чтобы в ближнем узреть и вызвать к жизни дальнего человека, идеал человека, но не в его абстрактном, а в его конкретном преломлении. Говоря иными словами, это значит в ближнем увидеть идеал в его конкретном выражении. При этом нужно судить не только по явлениям как таковым, по поступкам, подвергшимся одобрению или неодобрению, а от «явления» перейти к сущности человека. Желание в ближнем, любимом, близком увидеть любимый идеал и способствовать его созданию есть, по существу, возврат к общественной функции, но только очень высокого, благородного порядка, не принижающий к будничным функциям, делам, а возвышающий. Здесь соединяются, сливаются любовь к человеку и любовь к правому делу, любовь к человеку как борцу за правое дело. Здесь соединяются конкретность личного и всеобщего, общественное выступает в конкретно-личностном преломлении и воплощении. Каждый человек в конкретной ситуации со своей позиции видит мир и относится к нему. Здесь любовь, как утверждение другого человека, есть утверждение конкретной, в человеке воплощенной истины (добра).
В бесконечной мягкости и бесконечной требовательности любви проявляется особое творческое отношение к человеку, субъекту, поскольку оно способствует утверждению бытия человека все более высокого плана, все большего внутреннего богатства. В самой общей форме это вообще характеризует отношение к другому человеку: другой человек, будучи дан как объект, вызывает к себе отношение как к субъекту, а я для него — объект, которого он, в свою очередь, принимает как субъекта.
Отсюда обратимость этических человеческих отношений. Поскольку человек существует как человек только через свое отношение к другому человеку, поскольку человечность человека проявляется в его отношении к другому, отношение к другому должно быть таким же, как к самому себе. Говоря точнее, отнесись к другому так, как ты хочешь, чтобы он относился к тебе*. Именно здесь в полной мере обнаруживается человек как единичное существо, сохраняющее свою единичность и поднимающееся до уровня всеобщности.
Первый обязательный признак лженаучной теории – глобальность темы. Если наука стремится конкретизировать предмет исследования и углубиться, то лженаука оперирует только мировыми понятиями. Никакого там «К вопросу о некоторых особенностях пищеварения личинок шелкопряда в условиях повышенной влажности». Нет, только «Определение характера по номеру паспорта».
Вот так сразу и универсально – такое многосложное и трудно формализуемое понятие, как личность, характер, психика и т.д., – недолго думая, определяют по десяти цифрам или буквам. Благо всегда найдется толпа восторженных дам, вскрикивающих: точно, точно – все совпало! И у меня, и у соседей!
Или «излечение организма путем воздействия акустических волн, прошедших через вакуум». Не какое-нибудь там улучшение некоторых функций одного органа путем длительного лечения, а сразу – весь организм ото всех болезней. Любому шестикласснику понятно, что акустические волны в вакууме не распространяются, но желание вылечить «все и сразу» так велико, что это уже неважно.
В частности, этим объясняется такая страсть публики защищать лжеученых: строго научные теории, как правило, малопонятны и неэффектны, кто там поймет, что такое эта постоянная Планка, нужно долго объяснять, что показывает число Авогадро, и т.д., зато лженаука обещает понятное, привлекательное и быстрое: излечение сразу от всего, определение будущего по одному показателю (гороскоп по дате рождения), характеристика личности по инициалам и т.д. Заманчиво и доходчиво!
Из статьи академика А. Мигдала «Отличима ли истина от лжи»:
«Лжеученый не любит мелочиться, он решает только глобальные проблемы и по возможности такие, которые не оставляют камня на камне от всей существующей науки. Как правило, работ меньшего значения у него никогда не было. У него самого нет сомнений, задача только в том, чтобы убедить тупых специалистов в своей очевидной правоте. Почти всегда он обещает громадный, немедленный практический выход там, где его не может быть.»
Второй признак – полное неприятие возражений. Настоящая наука движется медленно, подвергая все сомнению, задумываясь над возражениями, внимательно рассматривая случаи, противоречащие первичной гипотезе, и тем самым углубляет познание. Объяснение противоречий будет найдено, или гипотеза признана неверной.
Но наши буквософы и знакоскопы таким не заморачиваются. В их душе нет места сомнениям. А тех, кто пытается подвергнуть сомнениям их Великую Идею извне – они с полпинка зачисляют в ретроградов, душителей всего передового и светлого, или, на худой конец, в завистников, в своих личных недругов, которые из вредности хотят загасить Огнь. Примерно на таком уровне – все их ответы на конкретные вопросы...
Есть еще одна категория людей, питающих лженауки: легковерные слушатели. Они с восторгом выслушивают обещания лжеученых, и им неприятны скептики, которые их этого восторга лишают. Скептики предлагают подумать, апеллируют к неинтересной «школьной» науке, а ведь в глубине души даже легковерный чувствует: что-то тут не так, поскольку он легко верит и аргументам скептика. Ведь в самом деле, если в пирамидных постройках мясо не портится – почему до сих пор не разорились производители холодильников?.. И как это так выходит, что в момент смены суток с переходом со Скорпиона на Стрельца во всех роддомах мира одновременно перестают рождаться деловитые Скорпионы, зато валом валят обаятельные Стрельцы?.. Все подковырки и аргументы скептика разрушают прекрасную картину всеобщего счастья от нового открытия – неприятно, а кто виноват? Конечно, скептик! Зачем он вмешивается? Было так интересно!
Защитники лженаучной и наукоподобной невнятицы охотно вспоминают, что в свое время лженаукой считали генетику и кибернетику, любят поминать Галилея и Джордано Бруно – однако совершенно упускают из виду, что во всех перечисленных случаях науку душили НЕ НАУЧНЫЕ ОППОНЕНТЫ, а социальные и ПОЛИТИЧЕСКИЕ: церковь, или коммунистическая идеология. Думаю, что делается это сознательно – уж больно приятно почувствовать себя Коперником, а задающего неприятные вопросы оппонента пригвоздить как душителя Нового. Особенно, если конкретного ответа нет как нет, а если есть, то лучше его не озвучивать.
Третий признак, отличающий науку от не-науки – это ее принципиальная ПРОВЕРЯЕМОСТЬ, то есть воспроизводимость эксперимента. Если явление открыто и описано, то, повторяя действия ученого и следуя точному описанию, эксперимент может повторить каждый.
Любимый выкрик защитников разных «торсионных полей» и «энергии Ци» – о том, что вот, мол, радиоволны тоже невидимы и неощущаемы, и когда-то могли показаться выдумкой, расскажи о них средневековому ученому. Почему-то они не думают о том, что КТО БЫ ни строил радиоприемник и передатчик по описаниям – если все сделано точно, они ВСЕГДА получаются, и не надо быть каким-то особо «радиоодаренным гуру», осененным Тайным Знанием и т.д. Есть строгое описание – его надо точно воспроизвести, и эксперимент ДОЛЖЕН ПОЛУЧИТЬСЯ, а эффект – обязан ПОВТОРИТЬСЯ.
В случаях разных лженаучных предсказаний и влияний непознанных Полей – все эффекты может получить, как правило, только сам автор теории или ограниченное число каких-нибудь «медиумов». Более того, защитники лженауки, как правило, враждебно реагируют на предложение повторить, воспроизвести явление, или указать точные условия воспроизведения. Вершиной этого подхода является точка зрения «вот кто в это ВЕРИТ, у того получается, а кто не верит – ни за что не получится». То есть кто верит, что циркониевый браслет (космодиск и т.д.) лечит все на свете – тот молодец, а кто не верит – сам виноват, что не вылечился. Удобно!
Четвертый признак – гипотезы научные, как правило, имеют ограниченное действие, то есть предполагаемый к открытию (или изобретению) эффект в каких-то условиях не действует. Самый простой «детский» пример – даже такая сверхфундаментальная вещь, как закон всемирного тяготения, например, гласит нам, что тела притягиваются к земле и в силу этого падают. Но если тело привязать веревочкой или подставить подносик, то оно не упадет! Есть и еще много разных ухищрений, как телу не упасть. Или вот рентгеновские лучи – они пронизывают тела, но свинец для них непрозрачен, то есть фигура, одетая в просвинцованный комбинезон, для них непрозрачна. Магнитное поле влияет на некоторые металлы, но есть множество материалов, на которые оно не действует.
Но в случае лженаучной гипотезы все не так. Она действует ВСЕГДА, и нет никаких условий, которые ее действие ограничивают. Можете вертеть ее так и эдак, и пытаться понять, где же наступает ограничение ее действия, но юноша бледный со взором горящим (даром, что юноше зачастую по паспорту уже полвека, мы судим не по паспорту, а по уму) на все вопросы вам отвечает: она действует!
То есть хоть какой, к примеру, анализ характера в зависимости от букв имени, или от номера свидетельства о рождении. В качестве эффекта предлагается нечто очень фундаментальное: например, если в имени есть буква Л, то владелец имени обладает способностью к точным наукам (пример условный).
– Я проверил 500 человек, – заявляет вам буквософ, – все совпало! То есть способности есть у всех, просто у некоторых они не развиты (!), но они есть. Где-то в глубине души. Очень глубоко.
– А все-таки, вот я знаю пару человек с буквой Л, а они совершенно тупы в точных науках?
– Значит, у них имя неправильное! – отвечает буквософ. – Но мое открытие все равно верно. И я даже уже даю платные сеансы. У кого имя неверное – советую поменять. И таким образом моя теория совершенно верна! Я обследовал тысячи людей, и у обоих все совпало! А у кого не совпало, то у них имя неправильное, и я за отдельную плату вычислю правильное. Очень советую.
Остолбенев от такого поворота судьбы, вы делаете последнюю попытку ограничить космическое распространение теории буквы Л:
– А вот у японцев и вовсе нет в языке звука Л. Но что-то нельзя сказать, что этот народ полностью весь неспособен к точным наукам?
И вот тут буквософ применяет универсальные аргументы, которые он хранит на сердце всегда (следите за руками):
– Почему вы так предвзято подходите? Вы недовольны своей жизнью? Вот Галилея тоже преследовали и не верили ему! Чтобы опровергнуть мою теорию, надо посвятить этому всю жизнь, изучить от и до всю китайскую и индийскую философию, а вы вот так сразу? (Сам он, заметим, тоже никакую жизнь ничему не посвятил, а своих идей нахватался из развлекательной газеты с кроссвордами.)
Ну, а если вы настолько черствы и глухи, что и после таких убедительных аргументов не поверите в его супер-теорию, он произносит классическую фразу, которая золотыми литерами выбита у него на мраморе мозга. Повернувшись к своим сторонникам (а их всегда много) и завернувшись в тогу, он величественно изрекает:
– Идемте, девочки, не будем метать бисер.
Про бисер советую запомнить – это чрезвычайно удобный аргумент. Во-первых, это способ вежливо нахамить, потому что он слово «свиньи» не произнес, но оно подразумевается, во-вторых, это цитата из Священного писания (вот какой он образованный).
И с гордым блеском во взгляде он делает вид, что хочет удалиться – под восторженный визг девочек, освобожденных им от неприятного ощущения, что в теории все же что-то сильно не так. Ведь в мире столько непознанного! Идемте считать буквы, складывать цифры, делить все это на номер паспорта и «познавать себя» с нездешней силой! Приглашение «узнать будущее» (как правило, эти люди пишут так: «будующее», вероятно, буква Ю как-то способствует прорицанию) настолько заманчиво, что адепты (и особенно адептки), бросив полный сожаления взгляд на скептиков, широким потоком бросаются к своему гуру.
К. Ю. Старохамская: Как быстро отличить науку от лженауки?
книги, Наука и техника, радостный псто, добрый псто
Ох уж эта техника и технологии. Как же все стало удобно и высокотехнологично. Сейчас я например скачал читалку для своего телефона, закачал много интересующих меня книг. И теперь, я могу в любое время в любом месте почитать все что мне интересно, и мне не нужно для этого тащить чемодан с книгами, все умещается в кармане. Радует, правда.
"В большинстве любители книг делятся на три вида:
Первый вид жрёт все подряд, стремясь убить время и мозг; второй поглощает только один жанр {писателя} с крайним фанатизмом и глубоким убеждением, что остальное вредно для организма; третий же читает отдельные книги разных авторов, стремясь попробывать все и не утратить вкус." (с)
Мда...
Я наконец‑то сообразил почему прекрасный роман Томаса Манна «Волшебная гора» так давно не издавали в постсоветской России. Приведу один из наиболее спокойных отрывков из романа, посвященных русским:
«- Да, чтобы не забыть! — вдруг проговорил он с какой‑то непонятной
горячностью. — Ты вполне можешь представить меня той даме в саду, если
только это удобно, я ничего не имею против. Пусть говорит мне свое „tous les
deux“, ничего, я же подготовлен, я понимаю и отнесусь к этим словам как
надо. А с русской парой я не желаю знакомиться, слышишь? Категорически не
желаю. Это невоспитанные люди, и если уж я вынужден прожить три недели рядом
с ними и нельзя устроить иначе, то я знать их не хочу и имею на это полное
право, заявляю тебе со всей решительностью.
— Хорошо, — ответил Иоахим. — Разве они тебе так мешали? Да, они до
известной степени варвары — словом, нецивилизованны, я же тебя предупреждал.
Он всегда приходит к столу в кожаной куртке, до того заношенной, что я
просто удивляюсь, почему Беренс не сделает ему замечания. Она тоже не вполне
прилична, хотя носит шляпу с перьями... Впрочем, можешь не беспокоиться, они
сидят далеко от нас — за „плохим“ русским столом, ибо есть еще „хороший“
русский стол, где сидят только русские аристократы, — и едва ли тебе
придется с этой парой встретиться, даже если бы ты и захотел. Тут вообще
нелегко заводят знакомства, хотя бы по одному тому, что среди нас очень
много иностранцев; у меня у самого мало знакомых, несмотря на то, что я
здесь давно.»
И таких цитат в которых русские показываются безкультурными варварами очень много.. Но мне до известной степени на это плевать, если бы не одно но... Роман действительно почти не издавался в России, если не считать редкого издания 2005 года и уже почти исчезнувшего издания 1994 года. По всей видимости, такая аллюзия на предвоенную царскую Россию столь щедро реабилитированную и канонизированную после распада союза не особо нравится нашей горячо любимой власти. Но непонятным для меня остается только одно. Те, кому можно промывать мозг патриотизмом, не читают таких книг, они вообще ничего не читают. Возможно я ошибаюсь и книгу не издавали по другой причине, но все равно очень интересно..
Вначале, когда сущность действительности еще не раскрыта познанием, мыслью, действительность по преимуществу выступает как существование, сущее как таковое, сущность которого еще не раскрыта.
По мере продвижения процесса познания мысль все больше раскрывает сущность действительности в понятиях. При этом все эти «сущности», понятийные определения (Wasbestimmtheiten) — это «предикаты» той действительности, которая с самого начала выступает как исходное для познания, как подлежащий раскрытию объект, Как уже говорилось, бытие, сущее — всегда субъект, никогда не предикат. Но каждое это сущее имеет ту или иную сущность (Wasbestimmtheit), т. е. собственно, точнее, не сущность, а качества. Сущность сначала есть качественная определенность сущего, затем сущность получает более специфическое содержание, отличное от простой качественной определенности. Здесь намечается линия развития от качественной определенности сущего к его сущности в более специфическом смысле слова.
Основной ход идеализма заключается в превращении предикатов в субъекта:
сущность рассматривается как данное (идеи), а под вопросом оказывается предикат — существование. Это означает признание приоритета мысли перед бытием:
оказывается под вопросом самое бытие сущего, его существование. На самом деле под вопросом всегда в конечном счете предикаты, а не субъект. Вопрос заключается в том, что есть бытие, а не есть ли оно, под вопросом его сущность, а не его бытие. Сущность — это всегда сущность чего-либо сущего (и возможность другого сущего). Сущность как нечто данное до существования, о существовании чего можно спрашивать, суть нечто идеальное, она существует лишь как мысль познающего. И вопрос о существовании сущности в этом смысле есть вопрос о соотношении мышления и бытия. Неверно проецировать это соотношение сущности и существования, при котором сначала полагается сущность, в само бытие. Это — отношение идеального и реального, а не внутри реального.
Этот вопрос может иметь еще такой смысл: о сущности чего-то, что может существовать в каких-то условиях, спрашивается, существует или может ли существовать оно при других условиях. Таким образом, вопрос ставится либо о сущности чего-то существующего, либо о существовании какой-то сущности.
Таким образом, утверждается приоритет чувственности перед мышлением и приоритет существования перед понятийным определением сущности. Логический анализ состава знаний свидетельствует об этом приоритете чувственно непосредственно данного существования перед сущностью, определяемой в понятии (идее).
В составе познания логический анализ обнаруживает под «покровом» понятий «окна», открытые в чувственно данную реальность, за нагромождением понятийных определений — неустранимую почву непосредственного контакта с существующей действительностью. Эта отсылка к ней осуществляется в следующей форме.
1. Это(т), то(т), здесь, теперь, вот я (по отношению к апеллирующим к ним, указующим на них) и т. д. Это не что иное, как встреча двух понятийно не специфицированных реальностей. У Гегеля имеет место их констатация и попытка их редуцировать в процессе понятийного мышления («Феноменология духа»), у Рассела, напротив, их нередуцируемость.
2. Собственные имена выступают как отсылка к единичному существованию. Собственные имена не могут быть устранены из системы знаний посредством «координат», как это делает Рассел. За собственными именами стоит отсылка к существованию посредством слов группы: вот он — Иван Петров; это конечный или исходный способ введения собственных имен, задача которого — представить человека. Все другие способы, осуществляющиеся посредством «описания», предполагают в исходной точке этот. О собственных именах нельзя утверждать, т. е. выводить существование, потому что существование, и притом существование индивида, собственным именем уже предполагается. Действительный путь познания ведет не от собственного имени к его существованию, а от существования индивида к его наименованию.
3. Качество есть качественная характеристика сущего. В генерализованных — обобщенно по функциональному признаку в понятиях определенных — качествах, например цветов, звуков и т.д„ также содержится неустранимая апелляция к чувственно данному: вот оно — красное. Иными словами, в сущем находится отправной пункт — то, что анализируется, генерализуется, абстрагируется и т. д. мышлением.
Генерализованные качества (красное) и есть отправной пункт, показ чего-то существующего, чувственно данного: «вот красное». Отправляясь от него, строятся общие положения — «описания». «Описания» означают наличие единичного сущего, удовлетворяющего сформулированным в общем положении условиям, утверждение существования, т. е. существует такой объект, который обращает данную пропозициональную функцию в истинное суждение. Превращение пропозициональной функции в истинное суждение имеет своей предпосылкой наличие или существование соответствующего объекта. У Рассела дело выглядит так, как будто бытие, существование выступает как нечто производное от истины; на самом деле лишь существование соответствующего объекта может превратить пропозициональную функцию в истинное суждение, т. е. очевидна обусловленность истины существованием.
По мере продвижения познания сфера понятийных определений и «описаний» все расширяется, все большее количество свойств объекта получают свое выражение, определение в мышлении, в понятиях, но это никак не снимает лежащей в их основе сферы апелляции к непосредственно чувственно данному бытию (существованию). Чувственно данное существование остается раз и навсегда необходимой предпосылкой всех понятийных определений «сущности». Приоритет чувственности перед мышлением — это и есть приоритет существования перед сущностью.
С.Л. Рубинштейн «Человек и мир»
Мне шестьдесят лет. Статистика говорит, что мне осталось жить еще тринадцать лет. Через тринадцать лет мне будет семьдесят три! Такого не может быть.
Это кажется таким ужасным, просто убийственным. Всё произошло слишком быстро. Я всё время спешил, пытаясь всё делать правильно, пытаясь получать удовольствие от всего хорошего в жизни, пытаясь учиться и быть таким, каким я хотел. Ну и что?
Шестьдесят лет я пытался подготовиться к тому, чтобы жить настоящей жизнью. Шестьдесят лет я готовился к жизни… Которая начнется, как только я выясню, как нужно жить... как только я заработаю достаточно денег... как только у меня будет больше времени... как только я буду больше похож на человека, которому можно доверять. В последнее время я чувствую, что знаю немного больше о том, как нужно жить, как быть другом, как быть искренним с людьми, как смотреть правде в глаза. В последнее время я стал больше надеяться на самого себя. Но затем я смотрю на эти цифры: 60, 13 и 73. Не опоздал ли я?
Меня никогда не учили прислушиваться к своему внутреннему чувству. Наоборот, меня учили слушаться внешнего — родителей, учителей, вожаков бойскаутов, профессоров, начальников, правительство, психологов, науку — из этих источников я брал инструкции, как мне прожить мою жизнь. Те требования, которые шли изнутри, я рано научился рассматривать как подозрительные, эгоистичные и безответственные.
Что же требуется от человека, который хочет быть хозяином своей жизни? Главное — как можно более полно предоставить и открыть свое сознание заботе о своей жизни, самому факту того, что ты живешь здесь, в определенном месте, в определенное время.
Всё очень просто: мы не должны ничего делать с собой, чтобы быть тем, чем действительно хотим быть; вместо этого мы должны просто быть по‑настоящему самими собой и как можно более широко осознавать свое бытие.
Дж. Бьюдженталь «Наука быть живым. Диалоги между терапевтом и пациентами в гуманистической терапии»
Почему ты всегда грустный? спросила я.
Я не грустный.
Как же, не грустный он.
Все совсем не так, сказал он. Сказал, что, по его мнению, люди проживают год за годом, но по‑настоящему они живут лишь малую часть отпущенного им времени — это годы, когда они выполняют то, для чего появились на свет. Именно тогда они чувствуют себя счастливыми. Все остальное время проходит в ожидании или воспоминаниях. Когда ты ждешь или предаешься воспоминаниям, сказал он, то тебя нельзя назвать ни грустным, ни радостным. Ты кажешься грустным, но на самом деле просто ждешь или вспоминаешь. Люди, которые ждут, вовсе не грустные; то же можно сказать и о тех, кто вспоминает. Они далеко.
Я жду, сказал он.
Алессандро Барикко «Такая история»
Бывает, что привычные декорации рушатся. Подъем, трамваи, четыре часа в
конторе или на заводе, обед, трамвай, четыре часа работы, ужин, сон;
понедельник, вторник, среда, четверг, пятница, суббота, все в том же ритме
-- вот путь, по которому легко идти день за днем. Но однажды встает вопрос
«зачем?».
Все начинается с этой окрашенной недоумением скуки. «Начинается»
вот что важно. Скука является результатом машинальной жизни, но она же
приводит в движение сознание. Скука пробуждает его и провоцирует
дальнейшее: либо бессознательное возвращение в привычную колею, либо
окончательное пробуждение. А за пробуждением рано или поздно идут
следствий: либо самоубийство, либо восстановление хода жизни. Скука сама по
себе омерзительна, но здесь я должен признать, что она приносит благо. Ибо
все начинается с сознания, и ничто помимо него не имеет значения.
Наблюдение не слишком оригинальное, но речь как раз и идет о самоочевидном.
Этого пока что достаточно для беглого обзора истоков абсурда. В самом
начале лежит просто «забота» .
Изо дня в день нас несет время безотрадной жизни, но наступает момент,
когда приходится взваливать ее груз на собственные плечи. Мы живем будущим:
«завтра», «позже», «когда у тебя будет положение», "с возрастом ты
поймешь". Восхитительна эта непоследовательность — ведь в конце концов
наступает смерть. Приходит день, и человек замечает, что ему тридцать лет.
Тем самым он заявляет о своей молодости. Но одновременно он соотносит себя
со временем, занимает в нем место, признает, что находится в определенной
точке графика. Он принадлежит времени и с ужасом осознает, что время — его
злейший враг. Он мечтал о завтрашнем дне, а теперь знает, что от него
следовало бы отречься. Этот бунт плоти и есть абсурд.
А. Камю «Миф о Сизифе. Эссе об абсурде.»
Я написал данную книгу, поскольку наше собственное существование научно не объяснимо. Необходимо рассмотреть философские теории того, чем мы являемся, ибо физика, химия, биология и сциентистская социальная наука не отдают должного жизненной человеческой реальности нашего собственного бытия.
Важно осознать, что это не просто случайный факт, касающийся отношения между естественной наукой и нашим собственным существованием. Дело отнюдь не обстоит таким образом, будто ваше существование может быть объяснимо, просто если вы будете больше заниматься одной только наукой. Это будет означать внедрение "ненаучной" веры в прогресс науки. Несмотря на огромный успех науки в сфере объяснения природы за последние четыре или пять столетий благодаря парадигмам Галилея, Ньютона, Дарвина и Эйнштейна, наука далеко не всегда объясняет движущуюся материю. Наука достигает успеха в объяснении чего-либо в той мере, в какой это является физическим объектом или, в сущности, связано с физическими объектами. Поэтому-то нам необходимо знать, являемся ли мы физическими объектами. Я полагаю, что, хотя весьма очевидно наличие у нас тел, было бы упрощенным и неадекватным идентифицировать себя со своими телами.
Естественные науки, с одной стороны, и описания того, что существенно для человеческой реальности, – с другой антитетичны. Конфликт между наукой и нашим собственным существованием есть конфликт между понятиями, существенно важными для некоторых центральных проблем философии.
Наука обращается со своим предметом как с физическим, но мы ведь обладаем не только физическими свойствами. Например, в данный момент вы осознаете эти слова. Другие мысли находятся на периферии вашей психики. Вы находитесь в определенном настроении или испытываете определенные эмоции. Мы уклонимся от сути дела если будем нелогическим и ненаучным путем настаивать на том, что ментальное есть физическое. Prima facie1 невозможно не считать, что ментальное не есть физическое (Сколько весит эмоция? Является ли сожаление твердым, подобно куску железа?). Науке нечего сказать о психологической глубине.
Наука в целом детерминистична, но мы, по крайней мере это выглядит так, обладаем свободой выбора. Наша свобода выбора, конечно, не предполагает значительную власть. Есть много вещей, которые любому из нас не по силам сделать (нам не хватает денег, физической силы, ситуация не та, и т.д.). Сказать, что у нас есть свобода выбора, значит сказать, что наш выбор не является неизбежным. Если мы выбираем, то могли бы выбирать иначе. Хотя, в соответствии с одними интерпретациями квантовая механика индетерминистична, а в соответствии с небольшим числом других она представляет собой теорию хаоса, наука в целом детерминистична. С научной точки зрения причины с необходимостью обусловливают свои действия. Но это prima facie несовместимо со свободной человеческой волей. Наука объективна, но наше собственное существование субъективно. Если вы занимаетесь наукой, то это требует вынесения за скобки – или воздержания от – вашей собственной субъективной точки зрения, так чтобы могли делаться открытия или фиксироваться данные, не искаженные личными эмоциями или политическими предрассудками. Это восхитительно и отчасти служит объяснением успеха науки в получении предсказательного контроля над физическими объектами. Тем не менее для того, чтобы понять самих себя, необходимо рассмотреть как раз эту субъективную, или Вашу собственную, точку зрения. Чтобы понять самих себя, нам следует понять все, что не учитывает наука. А это требует понимания субъективности. Ученый должен объяснить ученого.
В науке нет места для темпоральных категорий прошлого, настоящего и будущего. Физика имеет дело с порядком "до", "одновременно с" и "после". Чтобы понять, что "до", "одновременно с" и "после" не означают прошлое, настоящее и будущее, обратим внимание, что "прошлое" означает "до сейчас", "будущее" означает "после сейчас", а "сейчас" означает "когда я есть" или "когда я говорю (или думаю) это". Это субъективные, или самоцентрированные, понятия. "До", "одновременно с" и "после" являются объективными отношениями, которое могли бы иметь место, если бы не было сознательных существ. Прошлое – всегда чье-то прошлое. Будущее – чье-то будущее. Настоящее – чье-то настоящее. Науке нечего сказать о человеческом, времени.
Наука открывает скрытые и глубинные структуры физического мира. В человеческой же реальности важнее всего сама поверхность. Что я имею в виду под поверхностью? Поверхность не поверхностна. Поверхность существенна. Поверхность составляют цвета, а также ощущения боли и переживаемые муки голода. Поверхность – это политическое недовольство, равно как и эмоции и сексуальные желания. Наука может лишь описывать цвета как световые волны различной длины. Наука может описывать боли лишь как неврологические события (как возбуждение С-волокон). Физика, химия и биология способны описать политическую демонстрацию лишь как живую материю в движении. Все, чем мы непосредственно озабочены в нашей жизни, избегает строгих характеристик науки. Жизненная реальность вне пределов науки. Иначе об этом можно сказать так: наука количественна, а адекватное описание человеческой реальности качественно. Наука достигает предсказательного и манипулятивного контроля над физическим миром с помощью математических моделей. Человеческий опыт же есть калейдоскоп изменяющихся качеств, которые не могут быть квантифицированы. Наука имеет общий характер, но мы-то единичны. Наука стремится включать не вызывающие исключений обобщения относительно вселенной. Она пытается установить естественные законы. Мир человеческих действий не поддается естественным законам. Он не схватывается в их терминах.
Наука обращается со своим предметом как с несводимо другим. Она относится ко всему с позиции грамматического третьего лица. Но для нашей собственной реальности, однако, существенно, чтобы было возможно объяснение нашего существования с позиции первого лица единственного числа. Есть ведь такая вещь, как "быть самим собой", быть Вами, уважаемый читатель. Под этим я имею в виду, что, с Вашей точки зрения, вещи и другие люди находятся вон там. Они существуют на некотором расстоянии от Вас как существа, которых Вы можете перцептуально различать в мире вокруг Вас. Но Ваше собственное существование не таково. Вы являетесь определенным существом. Есть принципиальное различие между я и "всем остальным", которого мы не понимаем. Наука в лучшем случае понимает личность как другое, но не как я. Есть два фундаментально различных пути подхода к личности: наблюдать кого-либо или быть самим собой. Наука не понимает последнего, того, что значит "быть самим собой", "быть Вами".
Иван Ильич видел, что он умирает, и был в постоянном отчаянии.
В глубине души Иван Ильич знал, что он умирает, но он не только не привык к этому, но просто не понимал, никак не мог понять этого.
Тот пример силлогизма, которому он учился в логике Кизеветера
: Кай — человек, люди смертны, потому Кай смертен, казался ему во всю его жизнь правильным только по отношению к Каю, но никак не к нему. То был Кай‑человек, вообще человек, и это было совершенно справедливо; но он был не Кай и не вообще человек, а он всегда был совсем, совсем особенное от всех других существо; он был Ваня с мама, папа, с Митей и Володей, с игрушками, кучером, с няней, потом с Катенькой, со всеми радостями, горестями, восторгами детства, юности, молодости. Разве для Кая был тот запах кожаного полосками мячика, который так любил Ваня! Разве Кай целовал так руку матери и разве для Кая так шуршал шелк складок платья матери? Разве он бунтовал за пирожки в Правоведении? Разве Кай так был влюблен? Разве Кай так мог вести заседание?
И Кай точно смертен, и ему правильно умирать, но мне, Ване, Ивану Ильичу, со всеми моими чувствами, мыслями, — мне это другое дело. И не может быть, чтобы мне следовало умирать. Это было бы слишком ужасно.
Так чувствовалось ему.
«Если б и мне умирать, как Каю, то я так бы и знал это, так бы и говорил мне внутренний голос, но ничего подобного не было во мне; и я и все мои друзья — мы понимали, что это совсем не так, как с Каем. А теперь вот что! — говорил он себе. — Не может быть. Не может быть, а есть. Как же это? Как понять это?»
Завладев государством, Джакомоне решил назвать себя королем Джакомоне
Первым, а своим приближенным он присвоил титулы адмиралов, камергеров и
начальников пожарных команд.
Разумеется, Джакомоне тут же издал приказ, которым повелевал именовать
себя «ваше величество», а каждому, кто ослушается, отрезать язык. И чтобы
никому не приходило в голову говорить о нем правду, он приказал своим
министрам составить новый словарь.
— Нужно поменять местами все слова! — пояснил он. — Например, слово
«пират» будет означать «честный человек». Если кто‑нибудь назовет меня
пиратом, он попросту скажет на новом языке, что я честный малый!
— Клянемся всеми китами, на глазах у которых мы шли на абордаж,
шикарная мысль! — с восхищением воскликнули пираты‑министры. — Прямо хоть
вставляй ее в рамку и вешай на стену!
— Значит, понятно? — продолжал Джакомоне. — Тогда пойдем дальше.
Измените названия всех предметов, имена людей и животных. Для начала пусть
люди вместо доброго утра желают друг другу спокойной ночи. Таким образом,
мои верные подданные будут каждый свой день начинать со лжи. Ну и, само
собой разумеется, ложась спать, надо будет пожелать друг другу приятного
аппетита...
— Великолепно! — воскликнул один из министров. — Ведь для того, чтобы
сказать кому‑нибудь: «Как вы прекрасно выглядите!», нужно будет
произнести: «До чего же у вас мерзкая рожа!»
Д. Родари «Джельсомино в стране лгунов»
Господи исусе, — подумал пес, вот так фрукт!
На голове у фрукта росли совершенно зеленые волосы, а на затылке они отливали в ржавый табачный цвет, морщины расползались на лице у фрукта, но цвет лица был розовый, как у младенца. Левая нога не сгибалась, ее приходилось волочить по ковру, зато правая прыгала, как у детского щелкуна. На борту великолепнейшего пиджака, как глаз, торчал драгоценный камень.
От интереса у пса даже прошла тошнота.
Тяу, тяу!.. — Он легонько потявкал.
— Молчать! Как сон, голубчик?
— Хе‑хе. Мы одни, профессор? Это неописуемо, — конфузливо заговорил посетитель. — Пароль д'оннер — 25 лет ничего подобного, — субьект взялся за пуговицу брюк, — верите ли, профессор, каждую ночь обнаженные девушки стаями. Я положительно очарован. Вы — кудесник.
— Хм, — озабоченно хмыкнул Филипп Филиппович, всматриваясь в зрачки гостя.
Тот совладал, наконец, с пуговицами и снял полосатые брюки. Под ними оказались невиданные никогда кальсоны. Они были кремового цвета, с вышитыми на них шелковыми черными кошками и пахли духами.
Пес не выдержал кошек и гавкнул так, что субьект подпрыгнул.
— Ай!
— Я тебя выдеру! Не бойтесь, он не кусается.
— Я не кусаюсь? — Удивился пес.
М.А. Булгаков «Собачье сердце»
Настоящий профессионал — не самый ли это высший титул из всех существующих на земле? И когда он может быть присвоен человеку? Ведь согласно указанным требованиям, он должен был непосредственно сам пройти путь профессионала, годами выдерживая соответствующий образ жизни, накопить достаточный опыт осмысления своей профессии и в результате выработать теоретические концепции, которые, как выясняется, можно шлифовать бесконечно. И он шлифует, дорабатывает их. Он всегда работает, всегда озабочен. Профессионала нетрудно разглядеть в толпе.
Р. Загайнов «Поражение»
Медовый месяц был в разгаре. Квартирку украшал новый
ковер самого яркого красного цвета, портьеры с фестонами и
полдюжины глиняных пивных кружек с оловянными крышками,
расставленные в столовой на выступе деревянной панели
Молодым все еще казалось, что они парят в небесах. Ни он,
ни она никогда не видали, "как примула желтеет в траве у
ручейка"; но если бы подобное зрелище представилось их
глазам в указанный период времени, они бесспорно усмотрели
бы в нем - ну, все то, что, по мнению поэта, полагается
усмотреть в цветущей примуле настоящему человеку.
Новобрачная сидела в качалке, а ее ноги опирались на
земной шар. Она утопала в розовых мечтах и в шелку того же
оттенка. Ее занимала мысль о том, что говорят по поводу ее
свадьбы с "Малышом Мак-Гарри в Гренландии, Белуджистане и на
острове Тасмания. Впрочем, особого значения это не имело.
От Лондона до созвездия Южного Креста не нашлось бы боксера
полусреднего веса, способного продержаться четыре часа - да
что часа! четыре раунда - против Малыша Мак-Гарри. И вот
уже три недели, как он принадлежит ей; и достаточно
прикосновения ее мизинца, чтобы заставить покачнуться того,
против кого бессильны кулаки прославленных чемпионов ринга.
Когда любим мы сами, слово "любовь" - синоним
самопожертвования и отречения. Когда любят соседи, живущие
за стеной, это слово означает самомнение и нахальство.
Новобрачная скрестила свои ножки в туфельках и задумчиво
поглядела на потолок, расписанный купидонами.
- Милый, - произнесла она с видом Клеопатры,
высказывающей Антонию пожелание, чтобы Рим был поставлен ей
на дом в оригинальной упаковке. - Милый, я, пожалуй, съела
бы персик.
Малыш Мак-Гарри встал и надел пальто и шляпу. Он был
серьезен, строен, сентиментален и сметлив.
- Ну что ж, - сказал он так хладнокровно, как будто речь
шла всего лишь о подписании условий матча с чемпионом
Англии. - Сейчас пойду принесу.
- Только ты недолго, - сказала новобрачная. - А то я
соскучусь без своего гадкого мальчика, И смотри, выбери
хороший, спелый,
После длительного прощанья, не менее бурного, чем если бы
Малышу предстояло чреватое опасностями путешествие в дальние
страны, он вышел на улицу.
Тут он призадумался, и не без оснований, так как дело
происходило ранней весной и казалось мало вероятным, чтобы
где-нибудь в промозглой сырости улиц и в холоде лавок
удалось обрести вожделенный сладостный дар золотистой
зрелости лета.
Дойдя до угла, где помещалась палатка итальянца,
торгующего фруктами, он остановился и окинул презрительным
взглядом горы завернутых в папиросную бумагу апельсинов,
глянцевитых, румяных яблок и бледных, истосковавшихся по
солнцу бананов.
- Персики есть? - обратился он к соотечественнику Данте,
влюбленнейшего из влюбленных.
- Нет персиков, синьор, - вздохнул торговец. - Будут
разве только через месяц. Сейчас не сезон. Вот апельсины
есть хорошие. Возьмете апельсины?
Малыш не удостоил его ответом и продолжал поиски... Он
направился к своему давнишнему другу и поклоннику, Джастесу
О'Кэллэхэну, содержателю предприятия, которое соединяло в
себе дешевый ресторанчик, ночное кафе и кегельбан.
О'Кэллэхэн оказался на месте. Он расхаживал по ресторану и
наводил порядок.
- Срочное дело, Кэл, - сказал ему Малыш. - Моей старушке
взбрело на ум полакомиться персиком. Так что если у тебя
есть хоть один персик, давай его скорей сюда. А если они у
тебя водятся во множественном числе, давай несколько -
пригодятся.
- Весь мой дом к твоим услугам, - отвечал О'Кэллэхэн. -
Но только персиков ты в нем не найдешь. Сейчас не сезон.
Даже на Бродвее и то, пожалуй, недостать персиков в эту пору
года. Жаль мне тебя. Ведь если у женщины на что-нибудь
разгорелся аппетит, так ей подавай именно это, а не другое.
Да и час поздний, все лучшие фруктовые магазины уже закрыты.
Но, может быть, твоя хозяйка помирится на апельсине? Я как
раз получил ящик отборных апельсинов, так что если...
- Нет, Кэл, спасибо. По условиям матча требуются
персики, и замена не допускается. Пойду искать дальше.
Время близилось к полуночи, когда Малыш вышел на одну из
западных авеню. Большинство магазинов уже закрылось, а в
тех, которые еще были открыты, его чуть ли не на смех
поднимали, как только он заговаривал о персиках.
Но где-то там, за высокими стенами, сидела новобрачная и
доверчиво дожидалась заморского гостинца. Так неужели же
чемпион в полусреднем весе не раздобудет ей персика?
Неужели он не сумеет перешагнуть через преграды сезонов,
климатов и календарей, чтобы порадовать свою любимую сочным
желтым или розовым плодом?
Впереди показалась освещенная витрина, переливавшаяся
всеми красками земного изобилия. Но не успел Малыш
заприметить ее, как свет погас. Он помчался во весь дух и
настиг фруктовщика в ту минуту, когда тот запирал дверь
лавки.
- Персики есть? - спросил он решительно.
- Что вы, сэр! Недели через две-три, не раньше. Сейчас
вы их во всем городе не найдете. Если где-нибудь и есть
несколько штук, так только тепличные, и то не берусь
сказать, где именно. Разве что в одном из самых дорогих
отелей, где люди не знают, куда девать деньги. А вот, если
угодно, могу предложить превосходные апельсины, только
сегодня пароходом доставлена партия.
Дойдя до ближайшего угла, Малыш с минуту постоял в
раздумье, потом решительно свернул в темный переулок и
направился к дому с зелеными фонарями у крыльца.
- Что, капитан здесь? - спросил он у дежурного
полицейского сержанта,
Но в это время сам капитан вынырнул из-за спины
дежурного. Он был в штатском и имел вид чрезвычайно
занятого человека.
- Здорово, Малыш! - приветствовал он боксера. - А я
думал, вы совершаете свадебное путешествие.
- Вчера вернулся. Теперь я вполне оседлый гражданин
города Нью-Йорка. Пожалуй, даже займусь муниципальной
деятельностью. Скажите-ка мне, капитан, хотели бы вы
сегодня ночью накрыть заведение Денвера Дика?
- Хватились! - сказал капитан, покручивая ус. - Денвера
прихлопнули еще два месяца назад.
- Правильно, - согласился Малыш. - Два месяца назад
Рафферти выкурил его с Сорок третьей улицы. А теперь он
обосновался в вашем околотке, и игра у него идет крупней,
чем когда-либо. У меня с Денвером свои счеты. Хотите,
проведу вас к нему?
- В моем околотке? - зарычал капитан. - Вы в этом
уверены, Малыш? Если так, сочту за большую услугу с вашей
стороны. А вам что, известен пароль? Как мы попадем туда?
- Взломав дверь, - сказал Малыш. - Ее еще не успели
оковать железом. Возьмите с собой человек десять. Нет, мне
туда вход закрыт. Денвер пытался меня прикончить. Он
думает, что это я выдал его в прошлый раз. Но, между
прочим, он ошибается. Однако поторопитесь, капитан. Мне
нужно пораньше вернуться домой.
И десяти минут не прошло, как капитан и двенадцать его
подчиненных, следуя за своим проводником, уже входили в
подъезд темного и вполне благопристойного с виду здания, где
в дневное время вершили свои дела с десяток солидных фирм.
- Третий этаж, в конце коридора, - негромко сказал Малыш.
- Я пойду вперед.
Двое дюжих молодцов, вооружённых топорами, встали у
двери, которую он им указал.
- Там как будто все тихо, - с сомнением в голосе произнес
капитан. - Вы уверены, что не ошиблись, Малыш?
- Ломайте дверь, - вместо ответа скомандовал Малыш. -
Если я ошибся, я отвечаю.
Топоры с треском врезались в незащищенную дверь. Через
проломы хлынул яркий свет. Дверь рухнула, и участники
облавы, с револьверами наготове, ворвались в помещение.
Просторная зала была обставлена с крикливой роскошью,
отвечавшей вкусам хозяина, уроженца Запада. За несколькими
столами шла игра. С полсотни завсегдатаев, находившихся в
зале, бросились к выходу, желая любой ценой ускользнуть из
рук полиции. Заработали полицейские дубинки. Однако
большинству игроков удалось уйти.
Случилось так, что в эту ночь Денвер Дик удостоил притон
своим личным присутствием. Он и кинулся первым на
непрошенных гостей, рассчитывая, что численный перевес
позволит сразу смять участников облавы. Но с той минуты,
как он увидел среди них Малыша, он уже не думал больше ни о
ком и ни о чем. Большой и грузный, как настоящий тяжеловес,
он с восторгом навалился на своего более хрупкого врага, и
оба, сцепившись, покатились по лестнице вниз. Только на
площадке второго этажа, когда они, наконец, расцепились и
встали на ноги, Малыш смог пустить в ход свое
профессиональное мастерство, остававшееся без применения,
пока его стискивал в яростном объятии любитель сильных
ощущений весом в двести фунтов, которому грозила потеря
имущества стоимостью в двадцать тысяч долларов.
Уложив своего противника. Малыш бросился наверх и,
пробежав через игорную залу, очутился в комнате поменьше,
отделенной от залы аркой.
Здесь стоял длинный стол, уставленный ценным фарфором и
серебром и ломившийся от дорогих и изысканных яств, к
которым, как принято считать, питают пристрастие рыцари
удачи. В убранстве стола тоже сказывался широкий размах и
экзотические вкусы джентльмена, приходившегося тезкой
столице одного из западных штатов.
Из-под свисающей до полу белоснежной скатерти торчал
лакированный штиблет сорок пятого размера. Малыш ухватился
за него и извлек на свет божий негра-официанта во фраке и
белом галстуке.
- Встань! - скомандовал Малыш. - Ты состоишь при этой
кормушке?
- Да, сэр, я состоял. - Неужели нас опять сцапали, сэр?
- Похоже на то. Теперь отвечай: есть у тебя тут
персики? Если нет, то, значит, я получил нокаут.
- У меня было три дюжины персиков, сэр, когда началась
игра, но боюсь, что джентльмены съели все до одного Может
быть, вам угодно скушать хороший, сочный апельсин, сэр?
- Переверни все вверх дном, - строго приказал Малыш, - но
чтобы у меня были персики. И пошевеливайся, не то дело
кончится плохо. Если еще кто-нибудь сегодня заговорит со
мной об апельсинах, я из него дух вышибу.
Тщательный обыск на столе, отягощенном дорогостоящими
щедротами Денвера Дика, помог обнаружить один-единственный
персик, случайно пощаженный эпикурейскими челюстями
любителей азарта. Он тут же был водворен в карман Малыша, и
наш неутомимый фуражир пустился со своей добычей в обратный
путь. Выйдя на улицу, он даже не взглянул в ту сторону, где
люди капитана вталкивали своих пленников в полицейский
фургон, и быстро зашагал по направлению к дому.
Легко было теперь у него на душе. Так рыцари Круглого
Стола возвращались в Камелот, испытав много опасностей и
совершив немало подвигов во славу своих прекрасных дам.
Подобно им, Малыш получил приказание от своей дамы и сумел
его выполнить. Правда, дело касалось всего только персика,
но разве не подвигом было раздобыть среди ночи этот персик в
городе, еще скованном февральскими снегами? Она попросила
персик; она была его женой; и вот персик лежит у него в
кармане, согретый ладонью, которою он придерживал его из
страха, как бы не выронить и не потерять.
По дороге Малыш зашел в ночную аптеку и сказал хозяину,
вопросительно уставившемуся на него сквозь очки:
- Послушайте, любезнейший, я хочу, чтобы вы проверили мои
ребра, все ли они целы. У меня вышла маленькая размолвка с
приятелем, и мне пришлось сосчитать ступени на одном или
двух этажах.
Аптекарь внимательно осмотрел его
- Ребра все целы, - гласило вынесенное им заключение. -
Но вот здесь имеется кровоподтек, судя по которому можно
предположить, что вы свалились с небоскреба "Утюг", и не
один раз, а по меньшей мере дважды.
- Не имеет значения, - сказал Малыш. - Я только попрошу
у вас платяную щетку.
В уютном свете лампы под розовым абажуром сидела
новобрачная и ждала. Нет, не перевелись еще чудеса на белом
свете. Ведь вот одно лишь словечко о том, что ей чего-то
хочется - пусть это будет самый пустяк: цветочек, гранат
или - ах да, персик, - и ее супруг отважно пускается в ночь,
в широкий мир, который не в силах против него устоять, и ее
желание исполняется.
И в самом деле - вот он склонился над ее креслом и
вкладывает ей в руку персик.
- Гадкий мальчик! - влюбленно проворковала она. - Разве
я просила персик? Я бы гораздо охотнее съела апельсин.
Благословенна будь, новобрачная!
О. Генри «Персики»
Ответчик был построен, чтобы действовать столько, сколько
необходимо, - что очень большой срок для одних и совсем
ерунда для других. Но для Ответчика этого было вполне
достаточно.
читать далееЕсли говорить о размерах, одним Ответчик казалсяисполинским, а другим - крошечным. Это было сложнейшееустройство, хотя кое-кто считал, что проще штуки не сыскать.Ответчик же знал, что именно таким должен быть. Ведь он- Ответчик. Он знал.Кто его создал? Чем меньше о них сказано, тем лучше.Они тоже знали.Итак, они построили Ответчик - в помощь менее искушеннымрасам - и отбыли своим особым способом. Куда - одномуОтветчику известно.Потому что Ответчику известно все.На некой планете, вращающейся вокруг некой звезды,находился Ответчик. Шло время: бесконечное для одних,малое для других, но для Ответчика - в самый раз.Внутри него находились ответы. Он знал природу вещей, ипочему они такие, какие есть, и зачем они есть, и что всеэто значит.Ответчик мог ответить на любой вопрос, будь тот поставленправильно. И он хотел. Страстно хотел отвечать!Что же еще делать Ответчику?И вот он ждал, чтобы к нему пришли и спросили.- Как вы себя чувствуете, сэр? - участливо произнесМорран, повиснув над стариком.- Лучше, - со слабой улыбкой отозвался Лингман.Хотя Морран извел огромное количество топлива, чтобывыйти в космос с минимальным ускорением, немощному сердцуЛингмана маневр не понравился. Сердце Лингмана тоартачилось и упиралось, не желая трудиться, то вдругпускалось вприпрыжку и яростно молотило в грудную клетку. Акакой-то момент казалось даже, что оно вот-вот остановится,просто назло. Но пришла невесомость - и сердце заработало.У Моррана не было подобных проблем. Его крепкое телосвободно выдерживало любые нагрузки. Однако в этом полетеему не придется их испытывать, если он хочет, чтобы старыйЛингман остался в живых.- Я еще протяну, - пробормотал Лингман, словно в ответ наневысказанный вопрос. - Протяну, сколько понадобится, чтобыузнать.Морран прикоснулся к пульту, и корабль скользнул вподпространство, как угорь в масло.- Мы узнаем. - Морран помог старику освободиться отпривязных ремней. - Мы найдем Ответчик!Лингман уверенно кивнул своему молодому товарищу. Долгиегоды они утешали и ободряли друг друга. Идея принадлежалаЛингману. Потом Морран, закончив институт, присоединился кнему. По всей Солнечной системе они выискивали и собиралипо крупицам легенды о древней гуманоидной расе, котораязнала ответы на все вопросы, которая построила Ответчик иотбыла восвояси.- Подумать только! Ответ на любой вопрос! - Морран былфизиком и не испытывал недостатка в вопросах: расширяющаясяВселенная, ядерные силы, "новые" звезды...- Да, - согласился Лингман.Он подплыл к видеоэкрану и посмотрел в иллюзорную дальподпространства. Лингман был биологом и старым человеком.Он хотел задать только два вопроса.Что такое жизнь?Что такое смерть?После особенно долгого периода сбора багрянца Лек и егодрузья решили отдохнуть. В окрестностях густо расположенныхзвезд багрянец всегда редел - почему, никто не ведал, - такчто вполне можно было поболтать.- А знаете, - сказал Лек, - поищу-ка я, пожалуй, этотОтветчик.Лек говорил на языке оллграт, языке твердого решения.- Зачем? - спросил Илм на языке звест, языкедобродушного подтрунивания. - Тебе что, мало сборабагрянца?- Да, - отозвался Лек, все еще на языке твердого решения.- Мало.Великий труд Лека и его народа заключался в сборебагрянца. Тщательно, по крохам выискивали они вкрапленный вматерию пространства багрянец и сгребали в колоссальнуюкучу. Для чего - никто не знал.- Полагаю, ты спросишь у него, что такое багрянец? -предположил Илм, откинув звезду и ложась на ее место.- Непременно, - сказал Лек. - Мы слишком долго жили вневедении. Нам необходимо осознать истинную природубагрянца и его место в мироздании. Мы должны понять, почемуон правит нашей жизнью. - Для этой речи Лек воспользовалсяилгретом, языком зарождающегося знания.Илм и остальные не пытались спорить, даже на языке спора.С начала времен Лек, Илм и все-прочие собирали багрянец.Наступила пора узнать самое главное: что такое багрянец изачем сгребать его в кучу?И конечно, Ответчик мог поведать им об этом. Каждыйслыхал об Ответчике, созданном давно отбывшей расой, схожейс ними.- Спросишь у него еще что-нибудь? - поинтересовался Илм.- Пожалуй, я спрошу его о звездах, - пожал плечами Лек.- В сущности, больше ничего важного нет.Лек и его братья жили с начала времен, потому они недумали о смерти. Число их всегда было неизменно, так чтоони не думали и о жизни.Но багрянец? И куча?- Я иду! - крикнул Лек на диалектерешения-на-грани-поступка.- Удачи тебе! - дружно пожелали ему братья на языкевеличайшей привязанности.И Лек удалился, прыгая от звезды к звезде.Один на маленькой планете. Ответчик ожидал приходаЗадающих вопросы. Порой он сам себе нашептывал ответы. Тобыла его привилегия. Он знал.Итак, ожидание. И было не слишком поздно и не слишкомрано для любых порождений космоса прийти и спросить.Все восемнадцать собрались в одном месте.- Я взываю к Закону восемнадцати! - воскликнул один. Итут же появился другой, которого еще никогда не было,порожденный Законом восемнадцати.- Мы должны обратиться к Ответчику! - вскричал один. -Нашими жизнями правит Закон восемнадцати. Где собираютсявосемнадцать, там появляется девятнадцатый. Почему так?Никто не мог ответить,- Где я? - спросил новорожденный девятнадцатый. Одинотвел его в сторону, чтобы все рассказать. Осталосьсемнадцать. Стабильное число.- Мы обязаны выяснить, - заявил другой, - почему всеместа разные, хотя между ними нет никакого расстояния.Ты здесь. Потом ты там. И все. Никакого передвижения,никакой причины. Ты просто в другом месте.- Звезды холодные, - пожаловался один.- Почему?- Нужно идти к Ответчику.Они слышали легенды, знали сказания. "Некогда здесь былнарод - вылитые мы! - который знал. И построил Ответчик.Потом они ушли туда, где нет места, но много расстояния".- Как туда попасть? - закричал новорожденныйдевятнадцатый, уже исполненный знания.- Как обычно.И восемнадцать исчезли. А один остался, подавленно глядяна бесконечную протяженность ледяной звезды. Потом исчез ион.- Древние предания не врут, - прошептал Морран. - ВотОтветчик.Они вышли из подпространства в указанном легендами местеи оказались перед звездой, которой не было подобных. Морраипридумал, как включить ее в классификацию, но это не игралоникакой роли. Просто ей не было подобных.Вокруг звезды вращалась планета, тоже не похожая надругие. Морран нашел тому причины, но они не играли никакойроли. Это была единственная в своем роде планета.- Пристегнитесь, сэр, - сказал Морран. - Я постараюсьприземлиться как можно мягче.Шагая от звезды к звезде, Лек подошел к Ответчику,положил его на ладонь и поднес к глазам.- Значит, ты Ответчик? - проговорил он.- Да, - отозвался Ответчик.- Тогда скажи мне, - попросил Лек, устраиваясь поудобнеев промежутке между звездами. - Скажи мне, что я есть?- Частность, - сказал Ответчик. - Проявление.- Брось, - обиженно проворчал Лек. - Мог бы ответить иполучше... Теперь слушай. Задача мне подобных - собиратьбагрянец и сгребать его в кучу. Каково истинное значениеэтого?- Вопрос бессмысленный, - сообщил Ответчик. Он знал, чтотакое багрянец и для чего предназначена куча. Но объяснениетаилось в большом объяснении. Лек не сумел правильнопоставить вопрос.Лек задавал другие вопросы, но Ответчик не мог ответитьна них. Лек смотрел на все по-своему узко, он видел лишьчасть правды и отказывался видеть остальное. Как объяснитьслепому ощущение зеленого?Ответчик и не пытался. Он не был для этого предназначен.Наконец Лек презрительно усмехнулся и ушел, стремительношагая в межзвездном пространстве.Ответчик знал. Но ему требовался верно сформулированныйвопрос. Ответчик размышлял над этим ограничением, глядя назвезды - не большие и не малые, а как раз подходящегоразмера."Правильные вопросы... Тем, кто построил Ответчик,следовало принять это во внимание, - думал Ответчик. Имследовало предоставить мне свободу, позволить выходить зарамки узкого вопроса".Восемнадцать созданий возникли перед Ответчиком - они непришли и не прилетели, а просто появились. Поеживаясь вхолодном блеске звезд, они ошеломленно смотрели наподавляющую громаду Ответчика.- Если нет расстояния, - спросил один, - то как можнооказаться в других местах?Ответчик знал, что такое расстояние и что такое другиеместа, но не мог ответить на вопрос. Вот суть расстояния,но она не такая, какой представляется этим существам. Вотсуть мест, но она совершенно отлична от их ожиданий.- Перефразируйте вопрос, - с затаенной надеждойпосоветовал Ответчик.- Почему здесь мы короткие, - спросил один, - а тамдлинные? Почему там мы толстые, а здесь худые? Почемузвезды холодные?Ответчик все это знал. Он понимал, почему звездыхолодные, но не мог объяснить это в рамках понятий звезд илихолода.- Почему, - поинтересовался другой, - есть Законвосемнадцати? Почему, когда собираются восемнадцать,появляется девятнадцатый?Но, разумеется, ответ был частью другого, большеговопроса, а его-то они и не задали.Закон восемнадцати породил девятнадцатого, и вседевятнадцать пропали.Ответчик продолжал тихо бубнить себе вопросы и сам на нихотвечал.- Ну вот, - вздохнул Морран. - Теперь все позади.Он похлопал Лингмана по плечу - легонько, словноопасаясь, что тот рассыплется.Старый биолог обессилел.- Пойдем, - сказал Лингман. Он не хотел терять времени.В сущности, терять было нечего.Одев скафандры, они зашагали по узкой тропинке.- Не так быстро, - попросил Лингман.- Хорошо, - согласился Морран.Они шли плечом к плечу по планете, отличной от всехдругих планет, летящей вокруг звезды, отличной от всехдругих звезд.- Сюда, - указал Морран. - Легенды были верны.Тропинка, ведущая к каменным ступеням; каменные ступени - вовнутренний дворик... И - Ответчик!Ответчик представился им белым экраном в стене. На ихвзгляд, он был крайне прост.Лингман сцепил задрожавшие руки. Наступила решающаяминута его жизни, всех его трудов, споров...- Помни, - сказал он Моррану, - мы и представить не всостоянии, какой может оказаться правда.- Я готов! - восторженно воскликнул Морран.- Очень хорошо. Ответчик, - обратился Лингман высокимслабым голосом, - что такое жизнь? Голос раздался в ихголовах.- Вопрос лишен смысла. Под "жизнью" Спрашивающийподразумевает частный феномен, объяснимый лишь в терминахцелого.- Частью какого целого является жизнь? - спросилЛингман.- Данный вопрос в настоящей форме не может разрешиться.Спрашивающий все еще рассматривает "жизнь" субъективно, сосвоей ограниченной точки зрения.- Ответь же в собственных терминах, - сказал Морран.- Я лишь отвечаю на вопросы, - грустно произнес Ответчик.Наступило молчание.- Расширяется ли Вселенная? - спросил Морран.- Термин "расширение" неприложим к данной ситуации.Спрашивающий оперирует ложной концепцией Вселенной.- Ты можешь нам сказать хоть что-нибудь?- Я могу ответить на любой правильно поставленный вопрос,касающийся природы вещей.Физик и биолог обменялись взглядами.- Кажется, я понимаю, что он имеет в виду, - печальнопроговорил Лингман. - Наши основные допущения неверны. Вседо единого.- Невозможно! - возразил Морран. - Наука...- Частные истины, - бесконечно усталым голосом заметилЛингман. - По крайней мере, мы выяснили, что нашизаключения относительно наблюдаемых феноменов ложны.- А закон простейшего предположения?- Всего лишь теория.- Но жизнь... безусловно, он может сказать, что такоежизнь?- Взгляни на это дело так, - задумчиво проговорилЛингман. - Положим, ты спрашиваешь: "Почему я родился подсозвездием Скорпиона при проходе через Сатурн?" Я не сумеюответить на твой вопрос в терминах зодиака, потому чтозодиак тут совершенно ни при чем.- Ясно, - медленно выговорил Морран. - Он не в состоянииответить на наши вопросы, оперируя нашими понятиями ипредположениями.- Думаю, именно так, Он связан корректно поставленнымивопросами, а вопросы эти требуют знаний, которыми мы нерасполагаем.- Значит, мы даже не можем задать верный вопрос? -возмутился Морран. - Не верю. Хоть что-то мы должны знать.- Он повернулся к Ответчику. - Что такое смерть?- Я не могу определить антропоморфизм.- Смерть - антропоморфизм! - воскликнул Морран, иЛингман быстро обернулся. - Ну наконец-то мы сдвинулись сместа.- Реален ли антропоморфизм?- Антропоморфизм можно классифицировать экспериментальнокак А - ложные истины или В - частные истины - в терминахчастной ситуации.- Что здесь применимо?- И то и другое.Ничего более конкретного они не добились. Долгие часыони мучили Ответчик, мучили себя, но правда ускользала вседальше и дальше.- Я скоро сойду с ума, - не выдержал Морран. - Переднами разгадки всей Вселенной, но они откроются лишь приверном вопросе. А откуда нам взять эти верные вопросы?!Лингман опустился на землю, привалился к каменной стене изакрыл глаза.- Дикари - вот мы кто, - продолжал Морран, нервнорасхаживая перед Ответчиком. - Представьте себе бушмена,требующего у физика, чтобы тот объяснил, почему нельзяпустить стрелу в Солнце. Ученый может объяснить это толькосвоими терминами. Как иначе?- Ученый и пытаться не станет, - едва слышно проговорилЛингман. - Он сразу поймет тщетность объяснения.- Или вот как вы разъясните дикарю вращение Земли вокругсобственной оси, не погрешив научной точностью?Лингман молчал.- А, ладно... Пойдемте, сэр?Пальцы Лингмана были судорожно сжаты, щеки впали, глазаостекленели.- Сэр! Сэр! - затряс его Морран.Ответчик знал, что ответа не будет.Один на планете - не большой и не малой, а как разподходящего размера - ждал Ответчик. Он не может помочьтем, кто приходит к нему, ибо даже Ответчик не всесилен.Вселенная? Жизнь? Смерть? Багрянец? Восемнадцать?Частные истины, полуистины, крохи великого вопроса.И бормочет Ответчик вопросы сам себе, верные вопросы,которые никто не может понять.И как их понять?Чтобы правильно задать вопрос, нужно знать большую частьответа.
Блин, а как тут нафиг можно их читать?? Вот захотелось мне прочитать «Код Да Винчи» и «Ангелы и Демоны», пришел в магазин, обе книги выходят в 800 рублей О.о ну извиняйте, не вариант..
Многие за чтение в электронном виде или вообще аудиокниги, это да, но есть вещи которые охото читать держа само печатное изделие в руках!
На провах личной терки: может у кого есть? одолжите пожалуйста почитать сие книжечки =-)
Мы не держим «экспертов». Более того, мы вынуждены избавляться от работника, как только он возомнит себя таковым, поскольку человек, хорошо знающий свое дело, никогда не станет утверждать, что знает его досконально.
Человек, хорошо знающий свое дело, прекрасно видит, что сделать ему предстоит намного больше того, что уже сделал. Все его мысли заняты продвижением вперед и ему некогда забивать голову тем, какой он опытный и эффективный работник. Всегда думать о будущем, о том, как добиться лучшего, большего, — только с этим приходит осознание беспредельности собственных возможностей. В тот момент, когда человек уверовал в свое доскональное знание дела, перед ним закрывается большое количество дверей и многое становится невозможным.
Я отказываюсь признавать слово «невозможно». Я не знаю никого, кто бы обладал такими глубокими познаниями, чтобы утверждать, что возможно, а что нет. Большой опыт, добротная техническая подготовка должны, по идее, расширять кругозор и ограничивать количество невозможностей и невероятностей. К большому сожалению, это не так. В большинстве случаев техническое образование и так называемый опыт служат лишь тому, чтобы продемонстрировать последствия ошибок и неудавшихся экспериментов. Вместо того чтобы извлекать пользу и учиться на совершенных ошибках, люди воспринимают их как непреодолимое препятствие к прогрессу. Если кто‑то, мнящий себя большим авторитетом, категорично заявляет: «Это невозможно», — стройный хор бездумных последователей вторит ему: «Это невозможно».
Генри Форд «Моя жизнь, мои достижения»
Бледная и скучающая гражданка в белых носочках и белом же беретике с хвостиком неизвестно для каких причин, записывала входящих в ресторан.
-- Ваши удостоверения? -- она с удивлением глядела на пенсне Коровьева, а также и на примус Бегемота, и на разорванный Бегемотов локоть.
-- Приношу вам тысячу извинений, какие удостоверения? -- спросил Коровьев, удивляясь.
-- Вы -- писатели? -- в свою очередь, спросила гражданка.
-- Безусловно, -- с достоинством ответил Коровьев.
-- Ваши удостоверения? -- повторила гражданка.
-- Прелесть моя... -- начал нежно Коровьев.
-- Я не прелесть, -- перебила его гражданка.
-- О, как это жалко, -- разочарованно сказал Коровьев и продолжал: -- Ну, что ж, если вам не угодно быть прелестью, что было бы весьма приятно, можете не быть ею. Так вот, чтобы убедиться в том, что Достоевский -- писатель, неужели же нужно спрашивать у него удостоверение?
-- Вы -- не Достоевский, -- сказала гражданка, сбиваемая с толку Коровьевым.
-- Ну, почем знать, почем знать, -- ответил тот.
-- Достоевский умер, -- сказала гражданка, но как-то не очень уверенно.
-- Протестую, -- горячо воскликнул Бегемот. -- Достоевский бессмертен!
-- Ваши удостоверения, граждане, -- сказала гражданка.
-- Помилуйте, это, в конце концов, смешно, -- не сдавался Коровьев, -- вовсе не удостоверением определяется писатель, а тем, что он пишет! Почем вы знаете, какие замыслы роятся у меня в голове? Или в этой голове? -- и он указал на голову Бегемота, с которой тот тотчас снял кепку, как бы для того, чтобы гражданка могла получше осмотреть ее.
И в этот момент негромкий, но властный голос прозвучал над головой гражданки:
-- Пропустите, Софья Павловна.
Гражданка с книгой изумилась; в зелени трельяжа возникла белая фрачная грудь и клинообразная борода флибустьера. Он приветливо глядел на двух сомнительных оборванцев и, даже более того, делал им пригласительные жесты. Авторитет Арчибальда Арчибальдовича был вещью, серьезно ощутимой в ресторане, которым он заведовал, и Софья Павловна покорно спросила у Коровьева:
-- Как ваша фамилия?
-- Панаев, -- вежливо ответил тот. Гражданка записала эту фамилию и подняла вопросительный взор на Бегемота.
-- Скабичевский, -- пропищал тот, почему-то указывая на свой примус. Софья Павловна записала и это и пододвинула книгу посетителям, чтобы они расписались в ней. Коровьев против Панаева написал "Скабичевский", а Бегемот против Скабичевского написал "Панаев".
М.А. Булгаков «Мастер и Маргарита»
Самая сложная задача в мире стоит перед врачом, оказавшимся на передовой в ходе сражения. Во время Второй мировой войны мой двоюродный брат был врачом полевого госпиталя на Филиппинах. Вернувшись, он рассказывал страшные вещи о сортировке раненых. «Всё дело в определении приоритетов, — частенько повторял он. — У тебя на руках сорок раненых солдат, и раздумывать тут некогда. У нас есть три часа. Сколько людей мы успеем спасти? И тогда начинаешь выбирать тех, у кого больше шансов выжить, а остальных просто оставляешь умирать».
То же самое происходило и на «Крайслере». Нам необходима была радикальная хирургическая операция, чтобы спасти всё, что ещё можно было спасти. В хорошие времена, имея в составе компании малодоходный завод, можно изучать ситуацию хоть два года, взвешивая все «за» и «против». Этим всегда отличался «Форд». Они могут изучать проблему до тех пор, пока она сама по себе не отдаст концы.
Но когда вы находитесь в кризисном положении, на исследования времени не остаётся. Надо взять лист бумаги, выписать десять вещей, которые необходимо сделать в первую очередь, и сконцентрироваться только на них. Обо всём остальном надо забыть. Угроза смерти очень быстро создаёт умение сосредоточиваться только на самом главном.
Ли Якокка «Карьера менеджера»
Чем сложнее система, тем меньше надежды на то, что путем выборочного тестирования удастся выявить все потенциальные проблемы.
Но во всем этом есть, разумеется, и положительная сторона. Если система может отказать при самых обычных внешних обстоятельствах, она способна столь же легко измениться в желательном для вас направлении. Стоит правильно определить ее ключевые связи, и изменение может произойти поразительно легко. Для этого нужны не героические усилия, а знание того, где находится оптимальная точка приложения рычага. Именно на нее необходимо воздей¬ствовать, чтобы с наименьшим усилием получить значительный результат. В этом и проявляется принцип рычага.
Как вы можете применить эту идею на практике? Вместо того чтобы терять силы, штурмуя систему, что может истощить и вас, и ее, задайте ключевой системный вопрос: что препятствует изменениям?
Приглядитесь к связям, которые не дают сдвинуть тот узел, который вы хотели бы переместить. Обрубите их или ослабьте, и все изменится само собой. Это главный принцип системного мышления.
Д. О’Коннор, И. Макдермотт «Искусство системного мышления»
Она была девою редкостной красоты и столь же прелестна, сколь исполнена веселья. И недобрым был тот час, когда увидела она и полюбила художника и стала его женою. Он, пылкий, неутомимый и суровый, уже обвенчан был со своим Искусством; она – дева редкостной красоты, столь же прелестная, сколь исполненная веселья, вся – лучезарность и улыбка, резвая, как молодая лань; ко всему на свете питала она любовь и нежность, и ненавистна ей была лишь ее соперница – Живопись, ужасали ее лишь палитра и кисти и иные злосчастные орудия, ради которых ее покидал возлюбленный.
Ужасно ей было слышать, как художник заговорил о своем желании написать портрет даже с нее, молодой жены своей. Но она смиренно покорилась и многие недели кротко сидела в высокой башне, в темной комнате, где лишь с потолка сочился дневной свет, в лучах которого белел натянутый холст. Но он, художник, упивался своей работой, что длилось час за часом, день за днем. Пылкий, безрассудный, с переменчивым нравом, он порою впадал в угрюмость или забывался, уносясь мыслью бог весть куда; он не желал видеть, что в призрачном свете, едва проникавшем в одинокую башню, блекнет цветущий румянец и тускнеет еще недавно искрившийся весельем взор его молодой жены, которая таяла на глазах у всех, незаметно для него лишь одного. Она же улыбалась, она все улыбалась и не молвила ни слова жалобы, ибо видела, что прославленный художник в труде своем черпает жгучую, всесожигающую радость и работает день и ночь не покладая рук, дабы запечатлеть на холсте ее, которая так его любила, но день ото дня становилась все слабее и печальнее. И в самом деле, те, кто видел портрет, почти с трепетом, как о чуде, говорили о сходстве необычайном; конечно же, создать подобное помог художнику не только его талант, но и великая любовь к той, кого изобразил он так верно и так прекрасно. Но позднее, когда работа уже близилась к концу, в башню никого более не допускали; ибо художник столь пылко и самозабвенно предавался своей работе, что почти уже не отрывал глаз от холста даже затем, чтобы взглянуть в лицо жены. И он не желал видеть, что краски, которые наносил он на холст, он отнимал у той, которая сидела перед ним и становилась час от часу бледней и прозрачнее. Минули многие недели, и когда оставалось лишь наложить последний мазок на уста и в последний раз едва тронуть кистью очи, снова встрепенулся дух прекрасной дамы, точно огонек угасающего светильника. И тогда наложен был мазок, и кончик кисти едва коснулся очей на холсте; и на миг художник застыл в восхищении пред тем, что он создал; но в следующее мгновенье, все еще не сводя глаз с портрета, он затрепетал и весь побелел, вскричал, объятый ужасом: «Да ведь это сама жизнь!» – и поспешно оборотился к любимой.
Она была мертва!
И тогда художник промолвил еще:
– Но разве это – смерть?
Эдгар А. По «В смерти – жизнь»
На его памяти в Вене ни разу не было такой холодной зимы. Каждый раз, когда открывалась дверь и в кафе влетало облако холодного воздуха, он слегка ежился. Долгое время новых посетителей не появлялось, и Зигмунд успел впасть в легкую старческую дрему, но вот дверь снова хлопнула, и он поднял голову.
В кафе вошли двое новых посетителей - господин с бакенбардами и дама с высоким шиньоном.
Дама держала в руках длинный острый зонт.
Господин нес небольшую женскую сумочку, отороченную темным блестящим мехом, чуть влажным из-за растаявших снежинок.
Они остановились у вешалки и стали раздеваться - мужчина снял плащ,
повесил его на крючок, а потом попытался нацепить шляпу на одну из длинных
деревянных шишечек, торчавших из стены над вешалкой, но промахнулся, и
шляпа, выскочив из его руки, упала на пол. Мужчина что-то пробормотал,
поднял шляпу, повесил ее все-таки на шишечку засуетился за спиной у дамы,
помогая ей снять шубу. Освободясь от шубы, дама благосклонно улыбнулась,
взяла у него сумочку, и вдруг на ее лице появилась расстроенная гримаса -
замок на cумочке был раскрыт, и в нее набился снег. Дама, освободясь от
шубы, повесила сумочку на плечо, поставила зонт в угол, отчего-то повернув
его ручкой вниз, взяла своего кавалера под руку и пошла с ним в зал.
- Ага, - тихо сказал Зигмунд и покачал головой.
Между стеной и стойкой бара, недалеко от столика, к которому
направились господин с бакенбардами и его спутница, был небольшой пустой
закуток, где возились хозяйские дети - мальчик лет восьми в широком белом
свитере, усеянном черными ромбами, и девочка чуть помладше, в темном
платье и полосатых шерстяных рейтузах. Недалеко от них на полу лежали
кубики и полуспущенный резиновый мяч.
Вели себя дети на редкость тихо. Мальчик возился с горой больших
кубиков с цветными рисунками на боках - он строил из них дом довольно
странной формы, с просветом в передней стене - постройка все время
рушилась, потому что просвет выходил слишком широким и верхний кубик
проваливался в щель между боковыми. Каждый раз, когда кубики рассыпались,
мальчик некоторое время горестно ковырял в носу грязным пальцем, а потом
начинал строительство заново. Девочка сидела напротив, прямо на полу, и
без особого интереса следила за братом, возясь с горкой мелких монет - она
то раскладывала их по полу, то собирала в кучку и запихивала под себя.
Вскоре ей наскучило это занятие, она оставила монеты в покое, наклонилась
в сторону, схватила за ножки ближайший стул, подтянула его к себе и стала
двигать им по полу, слегка подталкивая мяч его ножками. Один раз толчок
вышел слишком сильным, мяч покатился в сторону мальчика, и его шаткое
сооружение обрушилось на пол в тот самый момент, когда он собирался
водрузить на его вершину последний кубик, на сторонах которого были
изображены ветка с апельсинами и пожарная каланча. Мальчик поднял голову и
погрозил сестре кулаком, в ответ на что она открыла рот и показала ему
язык - она держала его высунутым так долго, что его можно было, наверное,
рассмотреть во всех подробностях.
- Ага, - сказал Зигмунд и перевел взгляд на мужчину с бакенбардами и
его даму.
Им уже подали закуски. Господин глотал устриц, уверенно раскрывая их
раковины маленьким серебряным ножичком, и говорил что-то своей спутнице,
которая улыбалась, кивала и отправляла в рот шампиньоны - она по одному
цепляла их с блюда двузубой вилкой и внимательно разглядывала, перед тем
как обмакнуть в густой желтый соус. Затем господин, звякая горлышком
бутылки о край стакана, налил себе белого вина, выпил его и пододвинул к
себе тарелку с супом.
Подошел официант и поставил на стол блюдо с длинной жареной рыбой.
Поглядев на рыбу, дама вдруг хлопнула себя ладонью по лбу и стала что-то
говорить своему кавалеру. Тот поднял на нее глаза, послушал ее некоторое
время и недоверчиво скривился, затем выпил еще один стакан вина и стал
аккуратно заправлять сигарету в конический красный мундштук, который он
держал между мизинцем и безымянным пальцем.
- Ага! - сказал Зигмунд и уставился в дальний угол зала, где стояли
хозяйка заведения и кряжистый официант.
Там было темно, вернее, темней, чем в остальных углах, - под потолком
перегорела лампочка. Хозяйка глядела вверх, уперев в бока полные руки, -
из-за этой позы и фартука с разноцветными зигзагами она походила на
античную амфору. Официант уже принес длинную стремянку которая теперь
стояла возле пустого стола. Хозяйка проверила, крепко ли стоит стремянка,
задумчиво почесала голову и что-то сказала официанту. Тот повернулся и
пошел к стойке бара, завернул за нее, наклонился и некоторое время совсем
не был виден. Через минуту он выпрямился и показал хозяйке какой-то
вытянутый блестящий предмет. Хозяйка энергично кивнула, и официант
вернулся к ней, держа найденный фонарик в поднятой руке он протянул его,
хозяйке, но та отрицательно помотала головой и показала пальцем на пол.
В полу возле пустого столика был большой квадратный люк. Он был почти
незаметен из-за того, что его крышка была выложена паркетными ромбами, как
и весь остальной пол, и догадаться о его существовании можно было только
по двойному бордюру из тонкой меди, пересекавшему замысловатые паркетные
узоры, и по утопленному в дереве медному кольцу.
Аккуратно подтянув брюки на коленях, официант сел на корточки, взялся
за кольцо и одним сильным движением открыл люк. Хозяйка чуть поморщилась и
переступила с ноги на ногу. Официант вопросительно поглядел на нее - она
опять энергично кивнула, и он полез вниз. Видимо, под полом была короткая
лестница, потому что он погружался в глубину черного квадрата короткими
рывками, каждый из которых соответствовал невидимой ступени. Сначала он сам
придерживал крышку, но когда он спустился достаточно глубоко, хозяйка
пришла ему на помощь - наклонясь вперед, она взялась за нос двумя руками и
напряженно уставилась в темную дыру, где исчез ее напарник.
Через некоторое время белая куртка официанта, уже изрядно испачканная
паутиной и пылью, снова возникла над поверхностью пола. Выбравшись наружу,
он решительно закрыл люк и шагнул к стремянке, но хозяйка жестом остановила
его и велела повернуть ее. Тщательно отряхнув его куртку, она взяла у него
лампочку, подышала на ее стеклянную колету и несколько раз нежно провела
по ней ладонью. Шагнув к стремянке, она поставила ногу на ее нижнюю
ступеньку, подождала, пока официант крепко ухватится за лестницу сбоку, и
полезла вверх.
Перегоревшая лампочка располагалась внутри узкого стеклянного
абажура, висевшего на длинном шнуре, так что лезть надо было не очень
высоко. Поднявшись на пять или шесть ступенек, хозяйка просунула руку
внутрь абажура и попыталась вывернуть лампочку, но та была ввинчена
слишком прочно, и абажур стал поворачиваться вместе со шнуром. Тогда она
зажала новую лампочку во рту, осторожно обхватив ее губами за цоколь, и
подняла вторую руку, которой ухватила абажур за край; после этого дело
пошло быстрее. Вывернув перегоревшую лампочку, она сунула ее в карман
своего фартука и стала вворачивать новую. Сильными руками сжимая лестницу,
официант завороженно следил за движениями ее пухлых ладоней, время от
времени проводя по пересохшим губам кончиком языка. Вдруг под матовым
абажуром вспыхнул свет, официант вздрогнул, зажмурился и на секунду
ослабил свою хватку. Половинки лестницы стали разъезжаться; хозяйка
взмахнула руками и чуть не полетела на пол, но в самый последний момент
официант успел удержать лестницу; с неправдоподобной быстротой преодолев
три или четыре ступеньки, бледная от испуга хозяйка спрыгнула на паркет и
обессиленно замерла в успокаивающем объятии напарника.
- Ага! Ага! - громко сказал Зигмунд и уставился на пару за столиком.
Дама с шиньоном успела перейти к десерту - в ее руке была
продолговатая трубочка с кремом, которую она понемножку обкусывала с
широкой стороны. Когда Зигмунд поднял на нее глаза, дама как раз собралась
откусить порцию побольше - засунув трубку в рот, она сжала ее зубами, и
густой белый крем, прорвав тонкую золотистую коробочку выдавился из задней
части пирожного. Господин с бакенбардами мгновенно среагировал, и
вырвавшийся из пирожного кремовый протуберанец, вместо того чтобы
шлепнуться на скатерть, упал в его собранную лодочкой ладонь. Дама
расхохоталась. Господин поднес ладонь с кремовой горкой ко рту и в
несколько приемов слизнул ее, вызвав у своей спутницы еще один приступ
смеха - она даже не стала доедать пирожное и отбросила его на блюдо со
скелетом рыбы. Слизав крем, господин поймал над столом руку дамы и с
чувством ее поцеловал, а та подняла стоявший перед ним бокал с золотистым
вином и отпила несколько маленьких глотков. После этого господин закурил
новую сигарету - вставив ее в свой конический красный мундштук - он сделал
несколько быстрых затяжек, а потом принялся пускать кольца.
Несомненно он был большим мастером этого сложного искусства. Сначала
он выпустил одно большое сизое кольцо с волнистой кромкой, а затем -
кольцо поменьше, которое пролетело сквозь первое, совершенно его не задев.
Помахав перед собой в воздухе, он уничтожил всю дымовую конструкцию и
выпустил два новых кольца, на этот раз одинакового размера, которые
повисли одно над другим, образовав почти правильную восьмерку. Его
спутница с интересом наблюдала за происходящим, машинально тыкая тонкой
деревянной шпилькой в лежащую на тарелке голову рыбы.
Еще раз набрав полные легкие дыма, господин выпустил две тонких
длинных струи, одна из которых прошла сквозь верхнее, а другая сквозь
нижнее кольцо, где они соприкоснулись и слились в мутный синеватый клуб.
Дама зааплодировала.
- Ага! - воскликнул Зигмунд, и господин, повернувшись, смерил его
заинтересованным взглядом.
Зигмунд снова стал смотреть на детей. Видимо, кто-то из них успел
сбегать за новой порцией игрушек. Теперь кроме кубиков и мяча вокруг них
возлежали растрепанные куклы и бесформенные куски разноцветного
пластилина. Мальчик по-прежнему возился с кубиками, только теперь он
строил из них не дом, а длинную невысокую стену, на которой через равные
промежутки стояли оловянные солдатики с длинными красными плюмажами. В
стене было оставлено несколько проходов, каждый из которых сторожило по
три солдатика - один снаружи, а двое - внутри. Стена была полукруглой, а в
центре отгороженного ею пространства на аккуратно устроенной подставке из
четырех кубиков помещался мяч - он опирался только на кубики и не касался
пола. Девочка сидела к брату спиной и рассеянно покусывала за хвост чучело
небольшой канарейки.
- Ага! - беспокойно крикнул Зигмунд. - Ага! Ага!
На этот раз на него покосился не только господин с бакенбардами (он и
его спутница уже стояли у вешалки и одевались), но и хозяйка, которая
длинной палкой поправляла шторы на окнах. Зигмунд перевел взгляд на
хозяйку, а с хозяйки - на стену, где висело несколько картин - банальная
марина с луной и маяком и еще одно огромное, непонятно как попавшее сюда
авангардное полотно - вид сверху на два открытых рояля, в которых лежали
мертвые Бунюэль и Сальвадор Дали, оба со странно длинными ушами.
- Ага! - изо всех сил закричал Зигмунд. - Ага! Ага!! Ага!!!
Теперь на него смотрели уже со всех сторон - и не только смотрели. С
одной стороны к нему приближалась хозяйка с длинной палкой в руке, с
другой - господин с бакенбардами, в руке у которого была шляпа. Лицо
хозяйки было как всегда хмурым, а лицо господина, напротив, выражало живой
интерес и умиление. Лица приближались и вскоре заслонили собой почти весь
обзор, так что Зигмунду стало немного не по себе и он на всякий случай
сжался в пушистый комок.
- Какой у вас красивый попугай, - сказал хозяйке господин с
бакенбардами. - А какие он еще слова знает?
- Много всяких, - ответила хозяйка. - Ну-ка, Зигмунд, скажи нам еще
что-нибудь.
Она подняла руку и просунула кончик толстого пальца между прутьев.
- Зигмунд молодец, - кокетливо сказал Зигмунд, на всякий случай
передвигаясь по жердочке в дальний угол клетки, - Зигмунд умница.
- Умница-то умница, - сказала хозяйка, - а вот клетку свою всю
обгадил. Чистого места нет.
- Не будьте так строги к бедному животному. Это ведь его клетка, а не
ваша, - приглаживая волосы, сказал господин с бакенбардами. - Ему в ней и
жить.
В следующий момент он, видимо, ощутил неловкость оттого, что беседует
с какой-то вульгарной барменшей. Сделав каменное лицо и надев шляпу, он
повернулся и пошел к дверям.
В. Пелевин «Зигмунд в кафе»
Он как будто услышал чей-то голос. Но, может быть, ему
просто почудилось? Стараясь припомнить, как все это
произошло, Джо Коллинз знал только, что он лежал на постели,
слишком усталый, чтобы снять с одеяла ноги в насквозь
промокших башмаках, и не отрываясь смотрел на расползшуюся
по грязному желтому потолку паутину трещин - следил, как
сквозь трещины медленно, тоскливо, капля за каплей
просачивается вода.
Вот тогда, по-видимому, это и произошло. Коллинзу
показалось, будто что-то металлическое поблескивает возле
его кровати. Он приподнялся и сел. На полу стояла какая-то
машина-там, где раньше никакой машины не было.
И когда Коллинз уставился на нее в изумлении, где-то
далеко-далеко незнакомый голос произнес: "Ну вот! Это уже
все!"
А может быть, это ему и послышалось. Но машина,
несомненно, стояла перед ним на полу.
Коллинз опустился на колени, чтобы ее обследовать.
Машина была похожа на куб - фута три в длину, в ширину и в
высоту - и издавала негромкое жужжание. Серая зернистая
поверхность ее была совершенно одинакова со всех сторон,
только в одном углу помещалась большая красная кнопка, а в
центре - бронзовая дощечка. На дощечке было выгравировано:
"Утилизатор класса А, серия АА-1256432". А ниже стояло:
"Этой машиной можно пользоваться только по классу А".
Вот и все.
Никаких циферблатов, рычагов, выключателей - словом,
никаких приспособлений, которые, по мнению Коллинза, должна
иметь каждая машина. Просто бронзовая дощечка, красная
кнопка и жужжание.
- Откуда ты взялась? - спросил Коллинз.
Утилизатор класса А продолжал жужжать. Коллинз,
собственно говоря, и не ждал ответа. Сидя на краю постели,
он задумчиво рассматривал Утилизатор. Теперь вопрос
сводился к следующему:что с ним делать?
Коллинз осторожно коснулся красной кнопки, прекрасно
отдавая себе отчет в том, что у него нет никакого опыта
обращения с машинами, которые "падают с неба".Что будет,
если нажать эту кнопку? Провалится пол? Или маленькие
зеленые человечки дрыгнут в комнату через потолок?
Но чем он рискует? Он легонько нажал на кнопку.
Ничего не произошло.
- Ну что ж, сделай что-нибудь, - сказал Коллинз, чувствуя
себя несколько подавленным.
Утилизатор продолжал все так же тихонько жужжать.
Ладно, во всяком случае, машину всегда можно заложить.
Честный Чарли даст ему не меньше доллара за один металл.
Коллинз попробовал приподнять Утилизатор. Он не
приподнимался. Коллинз попробовал снова, поднатужился что
было мочи, и ему удалось на дюйм-полтора приподнять над
полом один угол машины. Он выпустил машину и, тяжело дыша,
присел на кровать.
- Тебе бы следовало призвать мне на помощь парочку дюжих
ребят, - сказал Коллинз Утилизатору. Жужжание тотчас стало
значительно громче, и машина даже начала вибрировать.
Коллинз ждал, но по-прежнему ничего не происходило.
Словно по какому-то наитию, он протянул руку и ткнул пальцем
в красную кнопку.
Двое здоровенных мужчин в грубых рабочих комбинезонах
тотчас возникли перед ним. Они окинули Утилизатор
оценивающим взглядом. Один из них сказал:
- Слава тебе господи, это не самая большая модель. За
те, огромные, никак не ухватишься.
Второй ответил:
- Все же это будет полегче, чем ковырять мрамор в
каменоломне, как ты считаешь?
Они уставились на Коллинза, который уставился на них.
Наконец первый сказал:
- Ладно, приятель, мы не можем прохлаждаться тут целый
день. Куда тащить Утилизатор?
- Кто вы такие? - прохрипел наконец Коллинз.
- Такелажники. Разве мы похожи на сестер Ванзагги?
- Но откуда вы взялись? - спросил Коллинз.
- Мы от такелажной фирмы "Поуха минайл", - сказал один.
- Пришли, потому что ты требовал такелажников.Ну, куда
тебе ее?
- Уходите, -- сказал Коллинз. - Я вас потом позову.
Такелажники пожали плечами и исчезли. Коллинз минуты две
смотрел туда, где они только что стояли. Затем перевел
взгляд на Утилизатор класса А, который теперь снова мирно
жужжал.
Утилизатор? Он мог бы придумать для машины название и
получше. Исполнительница Желаний, например.
Нельзя сказать, чтобы Коллинз был уж очень потрясен.
Когда происходит что-нибудь сверхъестественное, только
тупые, умственно ограниченные люди не в состоянии этого
принять. Коллинз, несомненно, был не из их числа. Он был
блестяще подготовлен к восприятию чуда.
Почти всю жизнь он мечтал, надеялся, молил судьбу, чтобы
с ним случилось что- нибудь необычайное. В школьные годы он
мечтал, как проснется однажды утром и обнаружит, что скучная
необходимость учить уроки отпала, так как все выучилось само
собой. В армии он мечтал, что появятся какие-нибудь феи или
джинны, подменят его наряд, и, вместо того чтобы маршировать
в строю, он окажется дежурным по казарме.
Демобилизовавшись, Коллинз долго отлынивал от работа, так
как не чувствовал себя психологически подготовленным к ней.
Он плыл по воле волн и снова мечтал, что какой-нибудь
сказочно богатый человек возымеет желание изменить свою
последнюю волю и оставит все ему. По правде говоря, он,
конечно, не ожидал, что какое- нибудь такое чудо может и в
самом деле произойди. Но когда оно все-таки произошло, он
уже был к нему подготовлен.
- Я бы хотел иметь тысячу долларов мелкими бумажками с
незарегистрированными номерами, - боязливо произнес Коллинз.
Когда жужжание усилилось, он нажал кнопку. Большая куча
грязных пяти- и десятидолларовых бумажек выросла перед ним.
Это не были новенькие, шуршащие банкноты, но это, бесспорно,
были деньги.
Коллинз подбросил вверх целую пригоршню бумажек и
смотрел, как они, красиво кружась, медленно опускаются на
пол. Потом снова улегся на постель и принялся строить
планы.
Прежде всего надо вывезти машину из Нью-Йорка -
куда-нибудь на север штата, в тихое местечко, где любопытные
соседи не будут совать к нему свой нос. При таких
обстоятельствах, как у него, подоходный налог может стать
довольно деликатной проблемой. А впоследствии, когда все
наладится, можно будет перебраться в центральные штаты
или...
В комнате послышался какой-то подозрительный шум.
Коллинз вскочил на ноги. В стене образовалось отверстие,
и кто-то с шумом ломился в эту дыру.
- Эй! Я у тебя ничего не просил! - крикнул Коллинз
машине.
Отверстие в стене расширялось. Показался грузный
краснолицый, мужчина, который сердито старался пропихнуться
в комнату и уже наполовину вылез из стены.
Коллинз внезапно сообразил, что все машины, как правило,
кому-нибудь принадлежат. Любому владельцу Исполнитель
Исполнительницы Желаний не понравится, если машина пропадет.
И он пойдет на все, чтобы вернуть ее себе, Он может не
остановиться даже перед...
- Защити меня! - крикнул Коллинз Утилизатору и вонзил
палец в красную кнопку.
Зевая, явно спросонок" появился маленький лысый человечек
в яркой пижаме.
- Временная служба охраны стен "Саниса Лиик", - сказал
он, протирая глаза. - Я - Лиик. Чем могу быть вам полезен?
- Уберите его отсюда! - взвизгнул Коллинз.
Краснолицый, дико размахивая руками, уже почти совсем
вылез из стены.
Лиик вынул из кармана пижамы кусочек блестящего металла.
Краснолицый закричал:
- Постой! Ты не понимаешь!Этот малый..
Лиик направил на него свой кусочек металла.Краснолицый
взвизгну л и исчез. Почти тотчас отверстие в стене тоже
пропало.
- Вы убили его? - спросил Коллинз.
- Разумеется, нет, - ответил Лиик, пряча в карман кусочек
металла. - Я просто повернул его вокруг оси. Тут он больше
не полезет.
- Вы хотите сказать, что он будет искать другие пути? -
спросил Коллинз.
- Не исключено, - сказал Лиик. - Он может испробовать
микротрансформац ию или даже одушевление. - Лиик пристально,
испытующе поглядел на Коллинза. - А это ваш Утилизатор?
- Ну, конечно, - сказал Коллинз, покрываясь испариной.
- А вы по классу А?
- А то как же? сказал Коллинз. - Иначе на что бы мне
эта машина?
- Не обижайтесь, - сонно произнес Лиик. - Это я
по-дружески. - Он медленно покачал головой. - И куда
только вашего брата по классу А не заносит? Зачем вы сюда
вернулась? Верно, пишете какой-нибудь исторический роман?
Коллинз только загадочно улыбнулся в ответ.
- Ну, мне надо спешить дальше, - сказал Лиик, зевая во
весь рот. - День и ночь на ногах. В каменоломне было куда
лучше.
И он исчез, не закончив нового зевка.
Дождь все еще шел, а с потолка капало. Из вентиляционной
шахты доносилось чье-то мирное похрапывание. Коллинз снова
был один на один со своей машиной.
И с тысячью долларов в мелках бумажках, разлетевшихся по
всему полу. Он нежно похлопал Утилизатор. Эти самые - по
классу А - неплохо его сработали. Захотелось чего-нибудь -
достаточно произвести вслух и нажать кнопку. Понятно, что
настоящий владелец тоскует по ней.
Лиик сказал, что, быть может, краснолицый будет пытаться
завладеть ею другим путем. А каким?
Да не все ли равно?Тихонько насвистывая, Коллинз стал
собирать деньги. Пока у него эта машина, он себя в обиду не
даст.
В последующие несколько дней в образе жизни Коллинза
произошла резкая перемена. С помощью такелажников фирмы
"Поуха минайл" он переправил Утилизатор на север. Там он
купил небольшую гору в пустынной части Аднрондакского
горного массива и, получив купчую на руки, углубился в свои
владения на несколько миль от шоссе. Двое такелажников,
обливаясь потом, тащили Утилизатор и однообразно бранились,
когда приходилось продираться сквозь заросли.
- Поставьте его здесь и убирайтесь, - сказал Коллинз. За
последние дни его уверенность в себе чрезвычайно возросла.
Такелажники устало вздохнули и испарилась. Коллинз
огляделся по сторонам.Кругом, насколько хватал глаз,
стояли густые сосновые в березовые леса. Воздух был влажен
и душист. В верхушках деревьев весело щебетали птицы.
Порой среди ветвей мелькала белка.
Природа! Коллинз всегда любил природу. Вот отличное
место для постройки просторного внушительного дома с
плавательным бассейном, теннисным кортом и, быть может,
маленьким аэродромом.
- Я хочу дом, - твердо проговорил Коллинз и нажал красную
кнопку.
Появился человек в аккуратном деловом сером костюме и в
пенсне.
- Конечно, сэр, - сказал он, косясь прищуренным глазом на
деревья, - но вам все- таки следует несколько подробнее
развить свою мысль. Хотите ли вы что-нибудь в классическом
стиле вроде бунгало, ранчо, усадебного дома, загородного
особняка, замка, дворца? Или что-нибудь примитивное, на
манер шалаша или иглу?По классу А вы можете построить себе
и что-нибудь ультрасовременное, например дом с полуфасадом,
или здание в духе Обтекаемой Протяженности, или дворец в
стиле Миниатюрной Пещеры.
- Как вы оказали? - переспросил Коллинз. - Я не знаю.
А что бы вы посоветовали?
- Небольшой загородный особняк, - не задумываясь ответил
агент. - Они, как правило, всегда начинают с этого.
- Неужели?
- О, да. А потом перебираются в более теплый климат и
строят себе дворцы.
Коллинз хотел спросить еще что-то, но передумал. Все шло
как по маслу. Эти люди считали, что он - класс А и
настоящий владелец Утилизатора. Не было никакого смысла
разочаровывать их.
- Позаботьтесь, чтоб все было в порядке, - сказал он.
- Конечно, сэр, - сказал тот. - Это моя обязанность.
Остаток дня Коллинз провел, возлежа на кушетке и
потягивая ледяной напиток, в то время как строительная
контора "Максиме олф" материализовала необходимые
строительные материалы и возводила дом.
Получилось длинное приземистое сооружение из двадцати
комнат, показавшееся Коллинзу в его изменившихся
обстоятельствах крайне скромным. Дом был построен из
наилучших материалов по проекту знаменитого Мига из Дегмы;
интерьер был выполнен Тоуиджем; при доме имелись муловский
плавательный бассейн и английский парк, разбитый по эскизу
Виериена.
К вечеру все было закончено, и небольшая строительная
бригада сложила свои инструменты и испарилась.
Коллинз повелел своему повару приготовить легкий ужин.
Потом он уселся с сигарой в просторной прохладной гостиной и
стал перебирать в уме недавние события. Напротив него на
полу, мелодично жужжа, стоял Утилизатор.
Прежде всего Коллинз решительно отверг всякие
сверхъестественные объяснения случившегося. Разные там духи
или демоны были тут совершенно ни при чем. Его дом
выстроили самые обыкновенные человеческие существа, которые
смеялись, - божились, сквернословили, как всякие люди.
Утилизатор был просто хитроумным научным изобретением,
механизм которого был ему неизвестен и ознакомиться с
которым он не стремился.
Мог ли Утилизатор попасть к нему с другой планеты?
Непохоже. Едва ли там стали бы ради него изучать английский
язык.
Утилизатор, по-видимому, попал к нему из Будущего. Но
как?
Коллинз откинулся на спинку кресла и задымил сигарой.
Мало ли что бывает, сказал он себе. Разве Утилизатор не мог
просто провалиться в Прошлое? Может же он создавать всякие
штуки из ничего, а ведь это куда труднее.
Как же, должно быть, прекрасно это Будущее, думал
Коллинз. Машины - исполнительницы желаний! Какие
достижения цивилизации! Все, что от вас требуется, - это
только пожелать себе чего-нибудь. Просто! Вот, пожалуйста!
Со временем они, вероятно, упразднят и красную кнопку.
Тогда все будет происходить без малейшей затраты мускульной
энергии.
Конечно, он должен быть очень осторожен. Ведь все еще
существуют законный владелец машины и остальные
представителя класса А. Они будут пытаться отнять у него
машину. Возможно, это фамильная реликвия...
Краем глаза он уловил какое-то движение. Утилизатор
дрожал, словно сухой лист на ветру.
Мрачно нахмурясь, Коллинз подошел к нему. Легкая дымка
пара обволакивала вибрирующий Утилизатор. Было похоже, что
он перегрелся.
Неужели он дал ему слишком большую нагрузку? Может быть,
ушат холодной воды...
Тут ему бросилось в глаза, что Утилизатор заметно
поубавился в размерах.Теперь каждое из его трех измерений
не превышало двух футов, и он продолжал уменьшаться
прямо-таки на глазах.
Владелец?! Или, может быть, эти - из класса А?!
Вероятно, это и есть микротрансформацая, о которой говорил
Лиик. Если тотчас чего-нибудь не предпринять, сообразил
Коллинз, его Исполнитель Желаний станет совсем невидим.
- Охранная служба "Лиик"! - выкрикнул Коллинз. Он
надавил на кнопку и поспешно отдернул руку. Машина сильно
накалилась.
Лиик, в гольфах, спортивной рубашке и с клюшкой в руках
появился в углу.
- Неужели каждый раз, как только я...
- Сделай что-нибудь! - воскликнул Коллинз, указывая на
Утилизатор, который стал уже в фут высотой и раскалился
докрасна.
- Ничего я не могу сделать, - сказал Лиик. - У меня
патент только на возведение временных Стен. Вам нужно
обратиться в Микроконтроль. - Он помахал ему своей клюшкой
- и был таков.
- Микроконтроль! - заорал Коллинз и потянулся к кнопке.
Но тут же отдернул руку. Кубик Утилизатора не превышал
теперь четырех дюймов.Он стал вишнево-красным и весь
светился. Кнопка, уменьшившаяся до размеров булавочной
головки, была почти неразличима.
Коллинз обернулся, схватил подушку, навалился на машину и
надавил кнопку.
Появилась девушка в роговых очках, с блокнотом в руке и
карандашом, наделенным на блокнот.
- Кого вы хотите пригласить? - невозмутимо спросила она.
- Скорей, помогите мне! - завопил Коллинз, с ужасом
глядя, как его бесценный Утилизатор делается все меньше и
меньше.
- Мистера Вергона нет на месте, он обедает, - сказала
девушка, задумчиво покусывая карандаш.- Он объявил себя
вне предела досягаемости. Я не могу его вызвать.
- А кого вы можете вызвать?
Она заглянула в блокнот.
- Мистер Вис сейчас в Прошедшем Сослагательном, а мистер
Илгис возводит оборонительные сооружения в Палеолетической
Европе. Если вы очень спешите, может быть, вам лучше
обратиться в Транзит-Контроль.Это небольшая фирма, но
они...
- Транзит-Контроль!Ладно, исчезни! - Коллинз
сосредоточил все свое внимание на Утилизаторе и придавил его
дымящейся подушкой. Ничего не последовало. Утилизатор был
теперь едва ли больше кубического дюйма, и Коллинз понял,
что сквозь подушку ему не добраться до ставшей почти
невидимой кнопки.
У него мелькнула было мысль махнуть рукой на Утилизатор.
Может быть, уже пора. Можно продать дом, обстановку,
получится довольно кругленькая сумма...
Нет! Он еще не успел пожелать себе ничего по настоящему
значительного! И не откажется от этой возможности без
борьбы!
Стараясь не зажмуривать глаза, он ткнул в раскаленную
добела кнопку негнущимся указательным пальцем.
Появился тощий старик в потрепанной одежде.В руке у
него было нечто вроде ярко расписанного пасхального яйца.
Он бросил его на пол. Яйцо раскололось, из него с ревом
вырвался оранжевый дым, и микроскопический Утилизатор
мгновенно всосал этот дым в себя, после чего тяжелые плотные
клубы дыма взмыли вверх, едва не задушив Коллинза, а
Утилизатор начал принимать свою прежнюю форму.Вскоре он
достиг нормальной величины и, казалось, нисколько не был
поврежден. Старик отрывисто кивнул.
- Мы работаем дедовскими методами, но зато на совесть -
сказал он, снова кивнул и исчез.
И опять Коллинзу показалось, что откуда-то издалека до
него донесся чей-то сердитый возглас.
Потрясенный, обессиленный, он опустился на пол перед
машиной. Обожженный палец жгло и дергало
- Вылечи меня, - пробормотал он пересохшими губами и
надавил кнопку здоровой рукой.
Утилизатор зажужжал громче, а потом умолк совсем. Боль в
пальце утихла, Коллинз взглянул на него и увидел, что от
ожога не осталось и следа - даже ни малейшего рубца.
Коллинз налил себе основательную порцию коньяка и, не
медля ни минуты, лег в постель. В эту ночь ему приснилось,
что за ним гонится гигантская буква А, но, пробудившись, он
забыл свой сон.
Прошла неделя, и Коллинз убедился, что поступил крайне
опрометчиво, построив себе дом в лесу. Чтобы спастись от
зевак, ему пришлось потребовать целый взвод солдат для
охраны, а охотники стремились во что бы то ни стало
расположиться в его английском парке.
К тому же Департамент государственных сборов начал
проявлять живой интерес к его доходам.
А главное, Коллинз сделал открытие, что он не так уж
обожает природу. Птички и белочки - все это, конечно,
чрезвычайно мило, но с ними ведь особенно не разговоришься.
А деревья, хоть и очень красивы, никак не годятся в
собутыльники.
Коллинз решил, что он в душе человек городской. Поэтому
с помощью такелажников "Поуха минайл", строительной конторы
"Максиме олф", Бюро мгновенных путешествий "Ягтон" и крупных
денежных сумм, врученных кому следует, Коллинз перебрался в
маленькую республику в центральной части Американского
континента. И поскольку климат здесь был теплее, а
подоходного налога не существовало вовсе, он построил себе
большой, крикливо-роскошный дворец, снабженный всеми
необходимыми аксессуарами, кондиционерами, конюшней,
псарней, павлинами, слугами, механиками, сторожами,
музыкантами, балетной труппой - словом, всем тем, чем должен
располагать каждый дворец. Коллинзу потребовалось две
недели, чтобы ознакомиться со своим новым жильем.
До поры до времена все шло хорошо.
Как-то утром Коллинз подошел к Утилизатору, думая, не
попросить ли ему спортивный автомобиль или небольшое стадо
племенного скота. Он наклонился к серой машине, протянул
руку к красной кнопке...
И Утилизатор отпрянул от него в сторону.
В первую секунду Коллинзу показалось, что у него
начинаются галлюцинации, и даже мелькнула мысль бросить пить
шампанское перед завтраком. Он шагнул вперед и потянулся к
красной кнопке. Утилизатор ловко выскользнул из-под его
руки и рысцой выбежал из комнаты.
Коллинз во весь дух припустил за ним, проклиная владельца
и весь класс А. По- видимому, это было то самое
одушевление, о котором говорил Лиик: владельцу каким-то
способом удалось придать машине подвижность. Но нечего
ломать над этим голову. Нужно только поскорее догнать
машину, нажать кнопку и вызвать ребят из Контроля
одушевления.
Утилизатор несся через зал Коллинз бежал за нам. Младший
дворецкий, начищавший массивную дверную ручку из литого
золота, застыл на месте, разинув рот.
- Остановите ее! - крикнул Коллинз.
Младший дворецкий неуклюже шагнул вперед, преграждая
Утилизатору путь. Машина, грациозно вильнув в сторону,
обошла дворецкого и стрелой помчалась к выходу.
Коллинз успел подскочить к рубильнику, и дверь с треском
захлопнулась.
Утилизатор взял разгон и прошел сквозь запертую дверь.
Очутившись снаружи, он споткнулся о садовый шланг, но быстро
восстановил равновесие и устремился за ограду в поле.
Коллинз мчался за ним. Если б только подобраться к нему
поближе...
Утилизатор внезапно прыгнул вверх. Несколько секунд он
висел в воздухе, а потом упал на землю. Коллинз ринулся к
кнопке. Утилизатор увернулся, разбежался и снова
подпрыгнул. Он висел футах в двадцати над головой Коллинза.
Потом взлетел по прямой еще выше, остановился, бешено
завертелся волчком и снова упал.
Коллинз испугался: вдруг Утилизатор подпрыгнет в третий
раз, совсем уйдет вверх и не вернется.Когда Утилизатор
приземлился, Коллинз был начеку. Он сделал ложный выпад и,
изловчившись, нажал кнопку. Утилизатор не успел увернуться.
- Контроль одушевления! - торжествующе выкрикнул
Коллинз.
Раздался слабый звук взрыва, и Утилизатор послушно замер.
От одушевления не осталось и следа.
Коллинз вытер вспотевший лоб и сел на машину. Враги все
ближе и ближе. Надо поскорее, пока еще есть возможность,
пожелать что-нибудь пограндиознее.
Быстро, одно за другим, он попросил себе пять миллионов
долларов, три функционирующих нефтяных скважины, киностудию,
безукоризненное здоровье, двадцать пять танцовщиц,
бессмертие, спортивный автомобиль и стадо племенною скота.
Ему показалось, что кто-то хихикнул. Коллинз поглядел по
сторонам. Кругом не было ни души.
Когда он снова обернулся, Утилизатор исчез.Коллинз
глядел во все глаза. А в следующее мгновение исчез и сам.
Когда он открыл глаза, то обнаружил, что стоит перед
столом, за которым сидит уже знакомый ему краснолицый
мужчина. Он не казался сердитым. Вид у него был скорее
умиротворенный и даже меланхоличный.
С минуту Коллинз стоял молча; ему было жаль, что все
кончилось. Владелец и класс А в конце концов поймали его.
Но все-таки это было великолепно!
- Ну, - сказал наконец Коллинз, - вы получили обратно
свою машину, что же вам еще от меня нужно?
- Мою машину? - повторил краснолицый, с недоверием глядя
на Коллинза. - Это не моя машина, сэр. Отнюдь не моя.
Коллинз в изумлении воззрился на него.
- Не пытайтесь обдурить меня, мистер. Вы - класс А -
хотите сохранить за собой монополию, разве не так?
Краснолицый отложил в сторону бумагу, которую он
просматривал.
- Мистер Коллинз, - сказал он твердо, - меня зовут Флайн.
Я агент Союза охраны граждан. Это чисто благотворительная,
лишенная всяких коммерческих задач организация, и,
единственная цель, которую она преследует, - защищать лиц,
подобных вам, от заблуждений, которые могут встретиться на
их жизненном пути.
- Вы хотите сказать, что не принадлежите к классу А?
- Вы пребываете в глубочайшем заблуждении, сэр, -
спокойно и с достоинством произнес Флайн. - Класс А - ото
не общественно-социальная категория, как вы, по- видимому,
полагаете. Это всего-навсего форма кредита.
- Форма чего? - оторопело спросил Коллинз.
- Форма кредита, - Флайн поглядел на часы. - Времени у
нас мало, и я постараюсь быть кратким.Мы живем в эпоху
децентрализации, мистер Коллинз. Наша промышленность,
торговля и административные учреждения довольно сильно
разобщены во времени и пространстве. Акционерное общество
"Утилизатор&qu ot; является весьма важным связующим звеном. Оно
занимается перемещением благ цивилизации с одного места на
другое и прочими услугами. Вам понятно?
Коллинз кивнул.
- Кредит, разумеется, предоставляется автоматически. Но
рано или поздно все должно быть оплачено.
Это уже звучало как-то неприятно. Оплачено?
По-видимому, это все-таки не такое высокоцивилизованное
обществ о, как ему сначала показалось. Ведь никто ни словом
не обмолвился про плату. Почему же они заговорили о ней
теперь?
- Отчего никто не остановил меня? - растерянно спросил
он. - Они же должны были знать, что я некредитоспособен.
Флайн покачал головой.
- Кредитоспособность - вещь добровольная. Она не
устанавливается законом. В цивилизованном мире всякой
личности предоставлено право решать самой. Я очень сожалею,
сэр. - Он поглядел на часы и протянул Коллинзу бумагу,
которую просматривал. - Прошу вас взглянуть на этот счет и
сказать, все ли здесь в порядке.
Коллинз взял бумагу и прочел:
Один дворец с оборудованием 450000000 кр.
Услуги такелажников фирмы
"Поуха минайл", а также фирмы
"Максимо олф" 111000 кр.
Сто двадцать две танцовщицы 122000000 кр.
Безукоризненное здоровье 888234031 кр.
Коллинз быстро пробежал глазами весь счет. Общая сумма
слегка превышала восемнадцать биллионов кредитов.
- Позвольте! - воскликнул Коллинз. - Вы не можете
требовать с меня столько. Утилизатор свалился ко мне в
комнату неизвестно откуда, просто по ошибке!
- Я как раз собираюсь обратить их внимание на это
обстоятельство, - сказал Флайн. - Как знать? Быть может,
они будут благоразумны. Во всяком случае, попытаемся, хуже
не будет.
Все закачалось у Коллинза перед глазами. Лицо Флайна
начало расплываться.
- Время истекло, - сказал Флайн. - Желаю удачи.
Коллинз закрыл глаза.
Когда он открыл их снова, перед ним расстилалась унылая
равнина, опоясанная скалистой горной грядой. Ледяной ветер,
налетая порывами, стегал по липу, небо было серо-стальным.
Какой-то оборванный человек стоял рядом с ним.
- Держи, - сказал он и протянул Коллинзу кирку.
- Что это такое?
- Кирка, - терпеливо разъяснил человек. - А вон там -
каменоломня, где мы с тобой вместе с остальными будем
добывать мрамор.
- Мрамор?
- Ну да. Всегда найдется какой-нибудь идиот, которому
нужен мраморный дворец, - с кривой усмешкой ответил человек.
- Можешь звать меня Янг. Нам некоторое время придется
поработать на пару.
Коллинз тупо поглядел на него:
- А как долго?
- Подсчитай сам, - сказал Янг. - Расценки здесь -
пять-десять кредитов в месяц, и тебе будут их начислять,
пока ты не покроешь свой долг.
Кирка выпала у Коллинза из рук.
Они не могут этого сделать! Акционерное общество
"Утилизатор&qu ot; должно понять свою ошибку! Это же их вина, что
машина провалилась в Прошлое. Не могут же они этого не
знать.
- Все это - сплошная ошибка! - сказал Коллинз.
- Никакая не ошибка, - возразил Яиг. - У них большой
недостаток в рабочей силе. Набирают где попало. Ну, пошли.
Первую тысячу лет трудно, а потом привыкаешь.
Коллинз двинулся следом за Янгом, потом остановился.
- Первую тысячу лет? Я столько не проживу!
- Проживешь! - заверил его Янг. - Ты же получил
бессмертие. Разве забыл?
- А сколько они насчитали мне за бессмертие как раз в ту
минуту, когда они отняли у него машину. А может быть, они
взяла ее потом?
Вдруг Коллинз что-то припомнил. Странно, в том счете,
который предъявил ему Флайн, бессмертия как будто вовсе не
стояло.
- А сколько они насчитали мне за бессмертие? - спросил
он.
Янг поглядел на него и рассмеялся.
- Не прикидывайся простачком, приятель. Пора бы уж тебе
кой-что сообразить. - Он подтолкнул Коллинза к каменоломне.
- Ясное дело, этим-то они награждают задаром.
Р. Шекли «Кое-что задаром»
Книгоманы, Книжные черви, книги, библиотека
Появилась такая идея, как создание клуба «Книжные черви» на основе одноимённого сообщества на примере клубов геймеров, меломанов и киноклуба. Т.е. создание в Тёрке соотвествующей рубрики, где можно было бы делиться аудио и текстовыми книгами, распределяя их по жанрам.
Как вам такая идейка? Помоему делиться книгами довольно интересно
Тема и опрос по этому поводу на форуме.
Декабрь. Воскресенье. Два часа дня. Яков Александрович Блуждаев сидит на диване в своей квартире. Из-за бетонной стенки свободно проникает нытье соседского магнитофона:
«По ночам в тиши я пишу стихи…»
Яков Александрович морщится. Меломаны за стеной мешают Блуждаеву читать письмо, которое он держит в руках. Рядом на диване лежат еще два нераспечатанных конверта.
«Родной мой! – читает Яков Александрович. – Ужасно по тебе скучаю. Два месяца мы не виделись, а кажется – сто лет. Ты не пишешь, совсем забыл обо мне…»
Глаза Блуждаева увлажняются. «Леночка, девочка моя, - думает он. – Действительно сто лет. Нехорошо…»
«В общем, - читает он дальше, - хочу, чтобы праздник мы были вместе. Приезжай, если ты меня любишь. Целую, Лена».
Яков Александрович откладывает письмо в сторону. «Что ж, - решает он. – Это идея. Куплю подарок и поеду. Новый год проведу с ней».
«В каждой строчке только точки после буквы «л»…» - глухо ревет магнитофон за стенкой.
«Какое, однако, хамство», - думает Яков Александрович и берет в руки второе письмо.
«Привет, привет! – пишет Лариса. – С наступающим! Надеюсь лично тебя поздравить и приглашаю к себе на Новый год. Мой внезапно уехал в командировку. Так что я одна. Жду. Лариса».
Яков Александрович представляет себе Ларису и улыбается.
Соседский магнитофон грохочет про полет коней, про сердце на снегу и прочие страсти-мордасти.
Яков Александрович думает: «Надо, однако, выбирать. Можно, конечно, съездить к обеим, но это утомительно. Впрочем…»
Блуждаев вскрывает третий конверт. Это письмо самое короткое: «Ты меня не любишь. Ты всех любишь, кроме меня. А если это так, то ты приедешь ко мне на Новый год. Твоя позабытая Л.»
- В каждой строчке только точки после буквы «л», - бормочет Яков Александрович. – Люсенька, детка. Всегда она так подписывается.
И с Люсенькой тоже давно не виделся. С тех пор, как она переехала.
Блуждаев вздыхает, встает с дивана, подходит к окну. Во дворе мальчишки, вопя, катаются с деревянной горки.
«Что же делать? – размышляет Блуждаев. – Надо что-то решать».
Решать ему мешает звонок. Яков Александрович идет открывать дверь. Телеграмма. От супруги.
«Вылетаю тридцатого. Встречай. Целую».
«А ты люби ее, свою девчо-онку!..» - неистовствует магнитофон соседей.
Яков Александрович перечитывает телеграмму дважды.
«Вот, значит, какой пассаж, - думает он. – Значит, вылетает».
Блуждаев качает головой, сует телеграмму в карман. Потом берет три листа бумаги, ручку, садится за стол и пишет три одинаковых письма – Лене, Ларисе, Люсе.
«Дорогая моя девочка! Спасибо, что не забываешь. Очень хочу тебя видеть. Но лучше, я думаю, будет, если ты сама приедешь сюда. Во-первых, на меня другие не обидятся, а во-вторых, просто хочется встретить Новый год, как бывало, - всем вместе. Тем более, и мама тоже к Новому году приедет – телеграмму прислала. Так что ждем вас всех. Целую крепко. Папа».
Магнитофон за стенкой переходит на английский язык.
М. Мишин «Почтовый рассказ», 1973
Когда какая‑то проблема представляется мне очень сложной, я, для лучшего понимания, стараюсь упростить се, отбросив необязательное, найти конкретные примеры. При этом основа‑то проблемы зачастую оказывается достаточно простой, общедоступной, а остальное лишь камуфляж, упаковка и этикетки для простаков.
В. Успенский «Тайный советник вождя»
Взрыв огромным консервным ножом вспорол корпус ракеты.
Людей выбросило в космос, подобно дюжине трепещущих
серебристых рыб. Их разметало в черном океане, а корабль,
распавшись на миллион осколков, полетел дальше, словно рой
метеоров в поисках затерянного Солнца.
- Беркли, Беркли, ты где?
Слышатся голоса, точно дети заблудились в холодной
ночи.
- Вуд, Вуд!
- Капитан!
- Холлис, Холлис, я Стоун.
- Стоун, я Холлис. Где ты?
- Не знаю. Разве тут поймешь? Где верх? Я падаю.
Понимаешь, падаю.
Они падали, падали, как камни падают в колодец. Их
разметало, будто двенадцать палочек, подброшенных вверх
исполинской силой. И вот от людей остались только одни
голоса - несхожие голоса, бестелесные и исступленные,
выражающие разную степень ужаса и отчаяния.
- Нас относит друг от друга.
Так и было. Холлис, медленно вращаясь, понял это.
Понял и в какой-то мере смирился. Они разлучились, чтобы
идти каждый своим путем, и ничто не могло их соединить.
Каждого защищал герметический скафандр и стеклянный шлем,
облекающий бледное лицо, но они не успели надеть силовые
установки. С маленькими двигателями они были бы точно
спасательные лодки в космосе, могли бы спасать себя,
спасать других, собираться вместе, находя одного, другого,
третьего, и вот уже получился островок из людей, и придуман
какой-то план... А без силовой установки на заплечье они -
неодушевленные метеоры, и каждого ждет своя отдельная
неотвратимая судьба.
Около десяти минут прошло, пока первый испуг не
сменился металлическим спокойствием. И вот космос начал
переплетать необычные голоса на огромном черном ткацком
стане; они перекрещивались, сновали, создавая прощальный
узор.
- Холлис, я Стоун. Сколько времени можем мы еще
разговаривать между собой?
- Это зависит от скорости, с какой ты летишь прочь от
меня, а я-от тебя.
- Что-то около часа.
- Да, что-нибудь вроде того, - ответил Холлис
задумчиво и спокойно.
- А что же все-таки произошло? - спросил он через
минуту.
- Ракета взорвалась, только и всего. С ракетами это
бывает.
- В какую сторону ты летишь?
- Похоже, я на Луну упаду.
- А я на Землю лечу. Домой на старушку Землю со
скоростью шестнадцать тысяч километров в час. Сгорю, как
спичка.
Холлис думал об этом с какой-то странной
отрешенностью. Точно он видел себя со стороны и наблюдал,
как он падает, падает в космосе, наблюдал так же
бесстрастно, как падение первых снежинок зимой, давным-
давно.
Остальные молчали, размышляя о судьбе, которая
поднесла им такое: падаешь, падаешь, и ничего нельзя
изменить. Даже капитан молчал, так как не мог отдать
никакого приказа, не мог придумать никакого плана, чтобы
все стало по-прежнему.
- Ох, как долго лететь вниз. Ох, как долго лететь, как
долго, долго, долго лететь вниз, - сказал чей-то голос. -Не
хочу умирать, не хочу умирать, долго лететь вниз...
- Кто это?
- Не знаю.
- Должно быть, Стимсон. Стимсон, это ты?
- Как долго, долго, сил нет. Господи, сил нет.
- Стимсон, я Холлис. Стимсон, ты слышишь меня?
Пауза, и каждый падает, и все порознь.
- Стимсон.
- Да. - Наконец-то ответил.
- Стимсон, возьми себя в руки, нам всем одинаково
тяжело.
- Не хочу быть здесь. Где угодно, только не здесь.
- Нас еще могут найти.
- Должны найти, меня должны найти, - сказал Стимсон. -
Это неправда, то, что сейчас происходит, неправда.
- Плохой сон, - произнес кто-то.
- Замолчи!-крикнул Холлис.
- Попробуй, заставь, - ответил голос. Это был
Эплгейт. Он рассмеялся бесстрастно, беззаботно. - Ну, где
ты?
И Холлис впервые ощутил всю невыносимость своего
положения. Он захлебнулся яростью, потому что в этот миг
ему больше всего на свете хотелось поквитаться с Эплгейтом.
Он много лет мечтал поквитаться, а теперь поздно, Эплгейт -
всего лишь голос в наушниках.
Они падали, падали, падали...
Двое начали кричать, точно только сейчас осознали весь
ужас, весь кошмар происходящего. Холлис увидел одного из
них: он проплыл мимо него, совсем близко, не переставая
кричать, кричать...
- Прекрати!
Совсем рядом, рукой можно дотянуться, и все кричит. Он
не замолчит. Будет кричать миллион километров, пока радио
работает, будет всем душу растравлять, не даст
разговаривать между собой.
Холлис вытянул руку. Так будет лучше. Он напрягся и
достал до него. Ухватил за лодыжку и стал подтягиваться
вдоль тела, пока не достиг головы. Космонавт кричал и
лихорадочно греб руками, точно утопающий. Крик заполнил всю
Вселенную.
"Так или иначе, - подумал Холлис. - Либо Луна, либо
Земля, либо метеоры убьют его, зачем тянуть?"
Он раздробил его стеклянный шлем своим железным
кулаком. Крик захлебнулся. Холлис оттолкнулся от тела,
предоставив ему кувыркаться дальше, падать дальше по своей
траектории.
Падая, падая, падая в космос, Холлис и все остальные
отдались долгому, нескончаемому вращению и падению сквозь
безмолвие.
- Холлис, ты еще жив?
Холлис промолчал, но почувствовал, как его лицо обдало
жаром.
- Это Эплгейт опять.
- Ну что тебе, Эплгейт?
- Потолкуем, что ли. Все равно больше нечем заняться.
Вмешался капитан:
- Довольно. Надо придумать какой-нибудь выход.
- Эй, капитан, молчал бы ты, а? - сказал Эплгейт.
- Что?
- То, что слышал. Плевал я на твой чин, до тебя сейчас
шестнадцать тысяч километров, и давай не будем делать из
себя посмешище. Как это Стимсон сказал: нам еще долго
лететь вниз.
- Эплгейт!
- А, заткнись. Объявляю единоличный бунт. Мне нечего
терять, ни черта. Корабль ваш был дрянненький, и вы были
никудышным капитаном, и я надеюсь, что вы сломаете себе
шею, когда шмякнетесь о Луну.
- Приказываю вам замолчать!
- Давай, давай, приказывай. - Эплгейт улыбнулся за
шестнадцать тысяч километров. Капитан примолк. Эплгейт
продолжал: - Так на чем мы остановились, Холлис? А,
вспомнил. Я ведь тебя тоже терпеть не могу. Да ты и сам об
этом знаешь. Давно знаешь.
Холлис бессильно сжал кулаки.
- Послушай-ка, что я скажу,- не унимался
Эплгейт.- Порадую тебя. Это ведь я подстроил так, что тебя
не взяли в "Рокет компани" пять лет назад.
Мимо мелькнул метеор. Холлис глянул вниз: левой кисти
как не бывало. Брызнула кровь. Мгновенно из скафандра вышел
весь воздух. Но в легких еще остался запас, и Холлис успел
правой рукой повернуть рычажок у левого локтя; манжет
сжался и закрыл отверстие. Все произошло так быстро, что он
не успел удивиться. Как только утечка прекратилась, воздух
в скафандре вернулся к норме. И кровь, которая хлынула так
бурно, остановилась, когда он еще сильней повернул рычажок
- получился жгут.
Все это происходило среди давящей тишины. Остальные
болтали. Один из них, Леспер, знай себе, болтал про свою
жену на Марсе, свою жену на Венере, свою жену на Юпитере,
про свои деньги, похождения, пьянки, игру и счастливое
времечко. Без конца тараторил, пока они продолжали падать.
Летя навстречу смерти, он предавался воспоминаниям и был
счастлив.
До чего все это странно. Космос, тысячи космических
километров - и среди космоса вибрируют голоса. Никого не
видно, только радиоволны пульсируют, будоражат людей.
- Ты злишься, Холлис?
- Нет.
Он и впрямь не злился. Вернулась отрешенность, и он
стал бесчувственной глыбой бетона, вечно падающей в никуда.
- Ты всю жизнь карабкался вверх, Холлис. И не мог
понять, что вдруг случилось. А это я успел подставить тебе
ножку как раз перед тем, как меня самого выперли.
- Это не играет никакой роли, - ответил Холлис"
Совершенно верно. Все это прошло. Когда жизнь прошла,
она словно всплеск кинокадра, один миг на экране; на
мгновение все страсти и предрассудки сгустились и легли
проекцией на космос, но прежде чем ты успел воскликнуть:
"Вон тот день счастливый, а тот несчастный, это злое лицо,
а то доброе", - лента обратилась в пепел, а экран погас.
Очутившись на крайнем рубеже своей жизни и оглядываясь
назад, он сожалел лишь об одном: ему всего-навсего хотелось
жить еще. Может быть, у всех умирающих/такое чувство, будто
они и не жили? Не успели вздохнуть как следует, как уже все
пролетело, конец? Всем ли жизнь кажется такой невыносимо
быстротечной - или только ему, здесь, сейчас, когда остался
всего час-другой на раздумья и размышления?
Чей-то голос - Леспера - говорил:
- А что, я пожил всласть. Одна жена на Марсе, вторая
на Венере, третья на Юпитере. Все с деньгами, все меня
холили. Пил, сколько влезет, раз проиграл двадцать тысяч
долларов.
"Но теперь-то ты здесь, - подумал Холлис. - У меня
ничего такого не было. При жизни я завидовал тебе, Леспер,
пока мои дни не были сочтены, завидовал твоему успеху у
женщин, твоим радостям. Женщин я боялся и уходил в космос,
а сам мечтал о них и завидовал тебе с твоими женщинами,
деньгами и буйными радостями. А теперь, когда все позади и
я падаю вниз, я ни в чем тебе не завидую, ведь все прошло,
что для тебя, что для меня, сейчас будто никогда и не было
ничего". Наклонив голову, Холлис крикнул в микрофон:
- Все это прошло, Леспер!
Молчание.
- Будто и не было ничего, Леспер!
- Кто это? - послышался неуверенный голос Леспера.
- Холлис.
Он подлец. В душу ему вошла подлость, бессмысленная
подлость умирающего. Эплгейт уязвил его, теперь он
старается сам кого-нибудь уязвить. Эплгейт и космос - и тот
и другой нанесли ему раны.
- Теперь ты здесь, Леспер. Все прошло. И точно ничего
не было, верно?
- Нет.
- Когда все прошло, то будто и не было. Чем сейчас
твоя жизнь лучше моей? Сейчас - вот что важно. Тебе лучше,
чем мне? Ну?
- Да, лучше!
- Это чем же?
- У меня есть мои воспоминания, я помню! - вскричал
Леспер где-то далеко-далеко, возмущенно прижимая обеими
руками к груди свои драгоценные воспоминания.
И ведь он прав. У Холлиса было такое чувство, словно
его окатили холодной водой. Леспер прав. Воспоминания и
вожделения не одно и то же. У него лишь мечты о том, что он
хотел бы сделать, у Леспера воспоминания о том, что
исполнилось и свершилось. Сознание этого превратилось в
медленную, изощренную пытку, терзало Холлиса безжалостно,
неумолимо.
- А что тебе от этого? - крикнул он Лесперу. - Теперь-
то? Какая радость от того, что было и быльем поросло? Ты в
таком же положении, как и я.
- У меня на душе спокойно, - ответил Леспер. - Я свое
взял. И не ударился под конец в подлость, как ты.
- Подлость? - Холлис повертел это слово на языке.
Сколько он себя помнил, никогда не был подлым, не смел
быть подлым. Не иначе, копил все эти годы для такого
случая. "Подлость". Он оттеснил это слово в глубь сознания.
Почувствовал, как слезы выступили на глазах и покатились
вниз по щекам. Кто-то услышал, как у него перехватило
голос.
- Не раскисай, Холлис.
В самом деле, смешно. Только что давал советы другим,
Стимсону, ощущал в себе мужество, принимая его за чистую
монету, а это был всего-навсего шок и - отрешенность,
возможная при шоке. Теперь он пытался втиснуть в считанные
минуты чувства, которые подавлял целую жизнь.
- Я понимаю, Холлис, что у тебя на душе, - прозвучал
затухающий голос Леспера, до которого теперь было уже
тридцать тысяч километров. - Я не обижаюсь.
"Но разве мы не равны, Леспер и я? - недоумевал он. -
Здесь, сейчас? Что прошло, то кончилось, какая теперь от
этого радость? Так и так конец наступил". Однако он знал,
что упрощает: это все равно что пытаться определить разницу
между живым человеком и трупом. У первого есть искра,
которой нет у второго, эманация, нечто неуловимое.
Так и они с Леспером: Леспер прожил полнокровную
жизнь, он же, Холлис, много лет все равно что не жил. Они
пришли к смерти разными тропами, и если смерть бывает
разного рода, то их смерти, по всей вероятности, будут
различаться между собой, как день и ночь. У смерти, как и у
жизни, множество разных граней, и коли ты уже когда-то
умер, зачем тебе смерть конечная, раз навсегда, какая
предстоит ему теперь?
Секундой позже он обнаружил, что его правая ступня
начисто срезана. Прямо хоть смейся. Снова из скафандра
вышел весь воздух. Он быстро нагнулся: ну, конечно, кровь,
метеор отсек ногу до лодыжки. Ничего не скажешь, у этой
космической смерти свое представление о юморе. Рассекает
тебя по частям, точно невидимый черный мясник. Боль вихрем
кружила голову, и он, силясь не потерять сознание, затянул
рычажок на колене, остановил кровотечение, восстановил
давление воздуха, выпрямился и продолжал падать, падать -
больше ничего не оставалось.
- Холлис?
Он сонно кивнул, утомленный ожиданием смерти.
- Это опять Эплгейт, - сказал голос.
- Ну.
- Я подумал. Слышал, что ты говорил. Не годится так.
Во что мы себя превращаем! Недостойная смерть получается.
Изливаем друг на друга всю желчь. Ты слушаешь, Холлис?
- Да.
- Я соврал. Только что. Соврал. Никакой ножки я тебе
не подставлял. Сам не знаю, зачем так сказал. Видно,
захотелось уязвить тебя. Именно тебя. Мы с тобой всегда
соперничали. Видишь - как жизнь к концу, так и спешишь
покаяться. Видно, это твое зло вызвало у меня стыд. Так или
не так, хочу, чтобы ты знал, что я тоже вел себя по-
дурацки. В том, что я тебе говорил, ни на грош правды, И
катись к черту.
Холлис снова ощутил биение своего сердца. Пять минут
оно словно и не работало, но теперь конечности стали
оживать, согреваться. Шок прошел, прошли также приступы
ярости, ужаса, одиночества. Как будто он только что из-под
холодного душа, впереди завтрак и новый день.
- Спасибо, Эплгейт.
- Не стоит. Выше голову, старый мошенник.
- Эй, - вступил Стоун.
- Что тебе? - отозвался Холлис через просторы космоса;
Стоун был его лучшим другом на корабле.
- Попал в метеорный рой, такие миленькие астероиды.
- Метеоры?
- Это, наверно, Мирмидоны, они раз в пять лет
пролетают мимо Марса к Земле. Меня в самую гущу занесло.
Кругом точно огромный калейдоскоп... Тут тебе все краски,
размеры, фигуры. Ух ты, красота какая, этот металл!
Тишина.
- Лечу с ними, - снова заговорил Стоун. - Они
захватили меня. Вот чертовщина!
Он рассмеялся.
Холлис напряг зрение, но ничего не увидел. Только
крупные алмазы и сапфиры, изумрудные туманности и бархатная
тушь космоса, и глас всевышнего отдается между хрустальными
бликами. Это сказочно, удивительно : вместе с потоком
метеоров Стоун будет много лет мчаться где-то за Марсом и
каждый пятый год возвращаться к Земле, миллион веков то
показываться в поле зрения планеты, то вновь исчезать.
Стоун и Мирмидоны, вечные и нетленные, изменчивые и
непостоянные, как цвета в калейдоскопе - длинной трубке,
которую ты в детстве наставлял на солнце и крутил.
- Прощай, Холлис. - Это чуть слышный голос Стоуна. -
Прощай.
- Счастливо! - крикнул Холлис через пятьдесят тысяч
километров.
- Не смеши, - сказал Стоун и пропал.
Звезды подступили ближе.
Теперь все голоса затухали, удаляясь каждый по своей
траектории, кто в сторону Марса, кто в космические дали. А
сам Холлис... Он посмотрел вниз. Единственный из всех, он
возвращался на Землю.
- Прощай.
- Не унывай.
- Прощай, Холлис. - Это Эплгейт.
Многочисленные: "До свидания". Отрывистые:
"Прощай". Большой мозг распадался. Частицы мозга,
который так чудесно работал в черепной коробке несущегося
сквозь космос ракетного корабля, одна за другой умирали;
исчерпывался смысл их совместного существования. И как тело
гибнет, когда перестает действовать мозг, так и дух
корабля, и проведенные вместе недели и месяцы, и все, что
они означали друг для друга, - всему настал конец. Эплгейт
был теперь всего-навсего отторженным от тела пальцем;
нельзя подсиживать, нельзя презирать. Мозг взорвался, и
мертвые никчемные осколки разбросало, не соберешь. Голоса
смолкли, во всем космосе тишина. Холлис падал в
одиночестве.
Они все очутились в одиночестве. Их голоса умерли,
точно эхо слов всевышнего, изреченных и отзвучавших в
звездной бездне. Вон капитан улетел к Луне, вон метеорный
рой унес Стоуна, вон Стимсон, вон Эплгейт на пути к
Плутону, вон Смит, Тэрнер, Ундервуд и все остальные;
стеклышки калейдоскопа, которые так долго составляли
одушевленный узор, разметало во все стороны.
"А я? - думал Холлис. - Что я могу сделать? Есть ли
еще возможность чем-то восполнить ужасающую пустоту моей
жизни? Хоть одним добрым делом загладить подлость, которую
я накапливал столько лет, не подозревая, что она живет во
мне! Но ведь здесь, кроме меня, никого нет, а разве можно в
одиночестве сделать доброе дело? Нельзя. Завтра вечером я
войду в атмосферу Земли".
"Я сгорю, - думал он, - и рассыплюсь прахом по всем
материкам. Я принесу пользу. Чуть-чуть, но прах есть прах,
земли прибавится".
Он падал быстро, как пуля, как камень, как железная
гиря, от всего отрешившийся, окончательно отрешившийся. Ни
грусти, ни радости в душе, ничего, только желание сделать
доброе дело теперь, когда всему конец, доброе дело, о
котором он один будет знать.
"Когда я войду в атмосферу, - подумал Холлис, - то
сгорю, как метеор".
- Хотел бы я знать, - сказал он, - кто-нибудь увидит
меня?
Мальчуган на проселочной дороге поднял голову и
воскликнул:
- Смотри, мама, смотри! Звездочка падает!
Яркая белая звездочка летела в сумеречном небе
Иллинойса.
- Загадай желание, - сказала его мать. - Скорее
загадай желание.
Р. Бредбери «Калейдоскоп»
Я ушел с развалившегося фронта в ноябре семнадцатого года. Дома мать
собрала мне белья и сухарей. В Киев я угодил накануне того дня, когда
Муравьев начал бомбардировку города. Мой путь лежал на Петербург.
Двенадцать суток отсидели мы в подвале гостиницы Хаима Цирюльника на
Бессарабке. Пропуск на выезд я получил от коменданта советского Киева.
В мире нет зрелища унылее, чем Киевский вокзал. Временные деревянные
бараки уже много лет оскверняют подступ к городу. На мокрых досках трещали
вши. Дезертиры, мешочники, цыгане валялись вперемешку. Старухи галичанки
мочились на перрон стоя. Низкое небо было изборождено тучами, налито
мраком и дождем.
Трое суток прошло, прежде чем ушел первый поезд. Вначале он
останавливался через каждую версту, потом разошелся, колеса застучали
горячей, запели сильную песню. В нашей теплушке это сделало всех
счастливыми. Быстрая езда делала людей счастливыми в восемнадцатом году.
Ночью поезд вздрогнул и остановился. Дверь теплушки разошлась, зеленое
сияние снегов открылось нам. В вагон вошел станционный телеграфист в дохе,
стянутой ремешком, и мягких кавказских сапогах. Телеграфист протянул руку
и пристукнул пальцем по раскрытой ладони.
- Документы об это место...
Первой у двери лежала на тюках неслышная, свернувшаяся старуха. Она
ехала в Любань к сыну железнодорожнику. Рядом со мной дремали, сидя,
учитель Иегуда Вейнберг с женой. Учитель женился несколько дней тому назад
и увозил молодую в Петербург. Всю дорогу они шептались о комплексном
методе преподавания, потом заснули. Руки их и во сне были сцеплены, вдеты
одна в другую.
Телеграфист прочитал их мандат, подписанный Луначарским, вытащил из-под
дохи маузер с узким и грязным дулом и выстрелил учителю в лицо.
У женщины вздулась мягкая шея. Она молчала. Поезд стоял в степи.
Волнистые снега роились полярным блеском. Из вагонов на полотно
выбрасывали евреев. Выстрелы звучали неровно, как возгласы. Мужик с
развязавшимся треухом отвел меня за обледеневшую поленницу дров и стал
обыскивать. На нас, затмеваясь, светила луна. Лиловая стена леса курилась.
Чурбаки негнувшихся мороженых пальцев ползли по моему телу. Телеграфист
крикнул с площадки вагона:
- Жид или русский?
- Русский, - роясь во мне, пробормотал мужик, - хучь в раббины
отдавай...
Он приблизил ко мне мятое озабоченное лицо, - отодрал от кальсон четыре
золотых десятирублевки, зашитых матерью на дорогу, снял с меня сапоги и
пальто, потом, повернув спиной, стукнул ребром ладони по затылку и сказал
по-еврейски:
- Анклойф, Хаим... [Беги, Хаим (евр.)]
Я пошел, ставя босые ноги в снег. Мишень зажглась на моей спине, точка
мишени проходила сквозь ребра. Мужик не выстрелил. В колоннах сосен, в
накрытом подземелье леса качался огонек в венце багрового дыма. Я добежал
до сторожки. Она курилась в кизяковом дыму. Лесник застонал, когда я
ворвался в будку. Обмотанный полосами, нарезанными из шуб и шинелей, он
сидел в бамбуковом бархатном креслице и крошил табак у себя на коленях.
Растягиваемый дымом, лесник стонал, потом, поднявшись, он поклонился мне в
пояс:
- Уходи, отец родной... Уходи, родной гражданин...
Он вывел меня на тропинку и дал тряпку, чтобы обмотать ноги. Я добрел
до местечка поздним утром. В больнице не оказалось доктора, чтобы отрезать
отмороженные мои ноги: палатой заведовал фельдшер. Каждое утро он подлетал
к больнице на вороном коротком жеребце, привязывал его к коновязи и входил
к нам воспламененный, с ярким блеском, в глазах.
- Фридрих Энгельс, - светясь углями зрачков, фельдшер склонялся к моему
изголовью, - учит вашего брата, что нации не должны существовать, а мы
обратно говорим, - нация обязана существовать...
Срывая повязки с моих ног, он выпрямлялся и, скрипя зубами, спрашивал
негромко:
- Куда? Куда вас носит... Зачем она едет, ваша нация?.. Зачем мутит,
турбуется...
Совет вывез нас ночью на телеге - больных, не поладивших с фельдшером,
и старых евреек в париках, матерей местечковых комиссаров.
Ноги мои зажили. Я двинулся дальше по нищему пути на Жлобин, Оршу,
Витебск.
Дуло гаубичного орудия служило мне прикрытием на перегоне
Ново-Сокольники - Локня. Мы ехали на открытой площадке. Федюха, случайный
спутник, проделывавший великий путь дезертиров, был сказочник, острослов,
балагур. Мы спали под могучим, коротким, задранным вверх дулом и
согревались друг от друга в холстинной яме, устланной сеном, как логово
зверя. За Локней Федюха украл мой сундучок и исчез. Сундучок выдан был
местечковым Советом и заключал в себе две пары солдатского белья, сухари и
несколько денег. Двое суток - мы приближались к Петербургу - прошли без
пищи. На Царскосельском вокзале я отбыл последнюю стрельбу. Заградительный
отряд палил в воздух, встречая подходивший поезд. Мешочников вывели на
перрон, с них стали срывать одежду. На асфальт, рядом с настоящими людьми,
валились резиновые, налитые спиртом. В девятом часу вечера вокзал
вышвырнул меня на Загородный проспект из воющего своего острога. На стене,
через улицу, у заколоченной аптеки, термометр показывал 24 градуса мороза.
В туннеле Гороховой гремел ветер; над каналом закатывался газовый рожок.
Базальтовая, остывшая Венеция стояла недвижимо. Я вошел в Гороховую, как в
обледенелое поле, заставленное скалами.
В доме номер два, в бывшем здании градоначальства, помещалась Чека. Два
пулемета, две железных собаки, подняв морду, стояли в вестибюле. Я показал
коменданту письма Вани Калугина, моего унтер-офицера в Шуйском полку.
Калугин стал следователем в Чека; он звал меня в письмах.
- Ступай в Аничков, - сказал комендант, - он там теперь...
- Не дойти мне, - и я улыбнулся в ответ.
Невский Млечным Путем тек вдаль Трупы лошадей отмечали его, как
верстовые столбы. Поднятыми ногами лошади поддерживали небо, упавшее
низко. Раскрытые животы их были чисты и блестели. Старик, похожий на
гвардейца, провез мимо меня игрушечные резные сани. Напрягаясь, он вбивал
в лед кожаные ноги, на макушке у него сидела тирольская шапочка, бечевка
связывала бороду, сунутую в шаль.
- Не дойти мне, - сказал я старику.
Он остановился. Львиное, изрытое лицо его было полно спокойствия.
Он подумал о себе и повлек сани дальше.
"Так отпадает необходимость завоевать Петербург", - подумал я и
попытался вспомнить имя человека, раздавленного копытами арабских скакунов
в самом конце пути. Это был Иегуда Галеви.
Два китайца в котелках, с буханками хлеба под мышками стояли на углу
Садовой. Зябким ногтем они отмечали дольки на хлебе и показывали их
подходившим проституткам. Женщины безмолвным парадом проходили мимо них.
У Аничкова моста, у Клодтовых коней, я присел на выступ статуи.
Локоть мой подвернулся под голову, я растянулся на полированной плите,
но гранит опалил меня, выстрелил мною, ударил и бросил вперед, ко дворцу.
В боковом, брусничного цвета, флигеле дверь была раскрыта. Голубой
рожок блестел над заснувшим в креслах лакеем. В морщинистом
чернильно-мертве нном лице спадала губа, облитая светом гимнастерка без
пояса накрывала придворные штаны, шитый золотом позумент. Мохнатая,
чернильная стрелка указывала путь к коменданту. Я поднялся по лестнице и
прошел пустые низкие комнаты. Женщины, написанные черно и сумрачно, водили
хороводы на потолках и стенах. Металлические сетки затягивали окна, на
рамах висели отбитые шпингалеты. В конце анфилады, освещенный точно на
сцене, сидел за столом в кружке соломенных мужицких волос Калугин. Перед
ним на столе горою лежали детские игрушки, разноцветные тряпицы,
изорванные книги с картинками.
- Вот и ты, - сказал Калугин, поднимая голову, - здорово... Тебя здесь
надо...
Я отодвинул рукой игрушки, разбросанные по столу, лег на блистающую его
доску и... проснулся - Прошли мгновения или часы - на низком диване. Лучи
люстры играли надо мной в стеклянном водопаде. Срезанные с меня лохмотья
валялись на полу в натекшей луже.
- Купаться, - сказал стоявший над диваном Калугин, поднял меня и понес
в ванну. Ванна была старинная, с низкими бортами. Вода не текла из кранов.
Калугин поливал меня из ведра. На палевых, атласных пуфах, на плетеных
стульях без спинок разложена была одежда - халат с застежками, рубаха и
носки из витого, двойного шелка. В кальсоны я ушел с головой, халат был
скроен на гиганта, ногами я отдавливал себе рукава.
- Да ты шутишь с ним, что ли, с Александром Александровичем, - сказал
Калугин, закатывая на мне рукава, - мальчик был пудов на девять...
Кое-как мы подвязали халат императора Александра Третьего и вернулись в
комнату, из которой вышли. Это была библиотека Марии Федоровны, надушенная
коробка с прижатыми к стенам золочеными; в малиновых полосах шкафами.
Я рассказал Калугину - кто убит у нас в Шуйском полку, кто выбран в
комиссары, кто ушел на Кубань. Мы пили чай, в хрустальных стенах стаканов
расплывались Звезды. Мы заедали их колбасой из конины, черной и сыроватой.
От мира отделял нас густой и легкий шелк гардин; солнце, вделанное в
потолок, дробилось и сияло, душный жар налетал от труб парового отопления.
- Была не была, - сказал Калугин, когда мы разделались с кониной. Он
вышел куда-то и вернулся с двумя ящиками - подарком султана Абдул-Гамида
русскому государю. Один был цинковый, другой сигарный ящик, заклеенный
лентами и бумажными орденами. "A sa majeste, l'Empereur de toutes les
Russies [Его величеству, императору всероссийскому (фр.)] - было
выгравировано на цинковой крышке - от доброжелательного кузена..."
Библиотеку Марии Федоровны наполнил аромат, который был ей привычен
четверть столетия назад. Папиросы 20 см в длину и толщиной в палец были
обернуты в розовую бумагу; не знаю, курил ли кто в свете, кроме
всероссийского самодержца, такие папиросы, но я выбрал сигару. Калугин
улыбался, глядя на меня.
- Была не была, - сказал он, - авось не считаны... Мне лакеи
рассказывали - Александр Третий был завзятый курильщик: табак любил, квас
да шампанское... А на столе у него, погляди, пятачковые глиняные
пепельницы да на штанах - латки...
И вправду, халат, в который меня облачили, был засален, лоснился и
много раз чинен.
Остаток ночи мы провели, разбирая игрушки Николая Второго, его барабаны
и паровозы, крестильные его рубашки и тетрадки с ребячьей мазней. Снимки
великих князей, умерших в младенчестве, пряди их волос, дневники датской
принцессы Дагмары, письма сестры ее, английской королевы, дыша духами и
тленом, рассыпались под нашими пальцами. На титулах евангелий и Ламартина
подруги и фрейлины - дочери бургомистров и государственных советников - в
косых старательных строчках прощались с принцессой, уезжавшей в Россию.
Мелкопоместная королева Луиза, мать ее, позаботилась об устройстве детей;
она выдала одну дочь за Эдуарда VII, императора Индии и английского
короля, другую за Романова, сына Георга сделали королем греческим.
Принцесса Дагмара стала Марией в России. Далеко ушли каналы Копенгагена,
шоколадные баки короля Христиана. Рожая последних государей, маленькая
женщина с лисьей злобой металась в частоколе Преображенских гренадеров, но
родильная ее кровь пролилась в неумолимую мстительную гранитную землю...
До рассвета не могли мы оторваться от глухой, гибельной этой летописи.
Сигара Абдул-Гамида была докурена. Наутро Калугин повел меня в Чека, на
Гороховую 2. Он поговорил с Урицким. Я стоял за драпировкой, падавшей на
пол суконными волнами. До меня долетали обрывки слов.
- Парень свой, - говорил Калугин, - отец лавочник, торгует, да он
отбился от них... Языки знает...
Комиссар внутренних дел коммун Северной области вышел из кабинета
раскачивающейся своей походкой. За стеклами пенсне вываливались обожженные
бессонницей, разрыхленные, запухшие веки.
Меня сделали переводчиком при Иностранном отделе. Я получил солдатское
обмундирование и талоны на обед. В отведенном мне углу зала бывшего
Петербургского градоначальства я принялся за перевод показаний, данных
дипломатами, поджигателями и шпионами.
Не прошло и дня, как все у меня было, - одежда, еда, работа и товарищи,
верные в дружбе и смерти, товарищи, каких нет нигде в мире, кроме как в
нашей стране.
Так началась тринадцать лет назад превосходная моя жизнь, полная мысли
и веселья.
И. Бабель «Дорога»
Учебник и тетрадь по немецкому языку Tangram 2 ищут своих хозяев. CD диски отдам безвоздмезно.
Объявление со всеми подробностями и картинками.
нет, нет я не ошибся, не 18+ а 8+. книга «известных американских специалистов по семейным отношениям и планированию семьи» предназначена для детей младшего школьного возраста.
я один считаю, что аффтарам срочно необходима инъекция бензина в мозг?
Фантастика, фото, книги, Star Wars
Вы хотите знать, какое отношение к «Звездным войнам» имеет Юрий Гагарин? Зачем Чубакка носит камуфляжные штаны? Берут ли в Повстанческий Альянс космических хомячков? Наконец, какого цвета глаза Дарта Вейдера?
Ответы на эти вопросы, а также вся история IV эпизода на страницах первого отечественного комикса по SW.
з.ы.: все картинки кликабильны.
От войны да от «кумы» не зарекайся.
Танковая пословица.
В крокодиловой коже динамической защиты, с противонейтронным подбоем, расшвыривая гусеницами ошмётки дёрна, выбрался из прибрежных зарослей танк. Настороженно прислушался, поводил красными глазками ИК-прожекторов - приземистый, пугающий, как нильская рептилия, такой же безжизненный, немигающий, неспособный на жалость...
Речка мирно шумела, перекатываясь по россыпям валунов. С того берега удивлённо смотрел крупный олень: такого чуднОго зверя с хоботом он ещё не встречал... Олень посмотрел, величаво повернулся и медленно скрылся в зарослях, недоверчиво подрагивая хвостиком. Заросли, в которых скрылся олень, вели вверх по склону – там, на залысой вершине, ждали олениха с оленёнком. Тоже никем не пуганые...
Следовательно - врага там тоже не было.
Тогда танк (оказавшийся новеньким Т-90А) коротко скомандовал - и следом на берег речки, с неприметной лесной дороги (а кое-где и прямо из зарослей, ломая кривые деревца), с тяжёлым грохотом вывалилась вся рота. Стало тесно, грязно и душно. Костяк роты состоял из срочников, "семьдесят вторых", чумазых, тощих и злых на весь свет после суточного марша. С ними были трое резервистов: "шестьдесят второй" и пара стариков "пятьдесят пятых". И молчаливый «тунгус» впридачу
Усталые танки приладились было передохнуть, но тут, на беду, по размешанной в грязь дороге примчался прапор с обеспечением - потёртый, бывалый Т-80УД «Берёза», въедливый, как ржавчина – и завертелась занудная проза полевого быта. Выставили охранение, расчистили сектора обстрела, поставили маскировку. Танки, подгоняемые прапором, деловито гудели, дымили сизым выхлопом, вскрывали банки с солидолом и бочки с горючим. Самых грязных прапор погнал мыть катки. «Берёзу» побаивались – был он мордаст, плечист, и весьма вспыльчив... Командир неподалёку педантично сверялся с картами, колдовал над комплектом спутниковой связи. Прапор, убедившись, что все при деле, укатил к командиру за распоряжениями.
- Эх, «даночку» бы сейчас пощупать, - тут же растянулся в траве неугомонный разгильдяй Бэшка, показывая, какие объёмистые бока у «даночки».
- Смотри, Ромео, прилетит тебе в бок «ломик», оглянуться не успеешь, - хмуро пробурчал один из резервистов, лобастый «шестьдесят второй» по прозвищу Компьютер, возясь со скользкой от пролитой смазки бочкой.
Танки Компьютера уважали: он был настоящей энциклопедией на гусеницах – про военную технику и сражения минувших эпох знал всё, сыпал цифрами, датами, характеристиками, цитатами – побольше, чем в иной библиотеке; слушать его было одно удовольствие. Все лениво потянулись поближе: после того, как нечаянно раздавили бумбокс, словесные баталии между Компьютером и Бэшкой стали единственным развлечением в роте.
- А мы сначала позаботимся, чтобы «даночка» одна осталась, - вкрадчиво объяснил Бэшка. – На то мы и танчики! Всем вкатим по самые Нидерланды!
- А если там «абрашка» окажется, или «лёпа»? – подначил кто-то скептический.
- Командир его порвёт, как Тузик грелку! – убеждённо заявил Бэшка. – С нами же Командир!
Все солидно согласились: они тоже верили в Командира...
- Танки с танками не воюют, - напомнил Компьютер, по-прежнему хмурый. – Наше дело – взламывать оборону и идти в прорыв. А насчёт «абрашки» ты сильно неправ; не дай Мехвод с ним встретиться - даже Командиру... Ты что-нибудь про броню «чобхэм» знаешь? А про уранокерамику? Таких зверюг взять можно только тактикой - если повезёт...
- Наши танки всегда были лучшими в мире! – гнул своё упрямый Бэшка.
- «Лучшими...» - проворчал Компьютер. – У них даже без «абрашек» и «лёп» - у всех тепловизоры, спутниковая навигация, автоматические системы управления огнём... Обученные, натасканные, как овчарки. И хорошо знают, чего хотят; всё у них под цель заточено. А у нас?.. Срочники да резервисты. Тепловизор только у командира... – он сплюнул. – Бросили нас отдуваться - старьё, хлам доперестроечный... «Лексусов» с «кайенами» себе напокупали - вместо тепловизоров. Либеральная, м-мать, империя... А потом, случись что, ещё и скажут, что нас было больше... И не забывай, - он потыкал пулемётом вверх, - наш главный враг там, за облаками. Так и не увидишь, откуда «маверик» прилетел...
Танки трижды сплюнули.
- Ну, за облака я не достану – а вот «абрашку» отмудохаю, - шалопай Бэшка вдруг вскочил. – Ты мне только покажи, где у него боекомплект, я уж его нащупаю! - он по-боксёрски резко поднырнул. Жилистый и резкий, как разболтанная пружина, он настырно надвигался на пятящегося Компьютера, показывая хлёсткими хуками со всех сторон, как будет щупать у врага боекомплект. – А у командира – управляемое оружие! А у командира – «Штора»! Всех порвём!
Странные чувства испытывали танки, слушая их споры. Компьютеру они верили разумом, и всегда признавали его скептическую правоту; но следом делал ход лихой Бэшка – и будто тучи рассеивались, и выходило, что он тоже прав, и всё не так плохо... Хотя ничего умного он не говорил; просто была в нём какая-то дикая, вызывающая восхищение, всесокрушающая напористость, заразительная вера в возможное, в простоту жизни и в себя. Обладатели такой веры идут по жизни легко, не видя ни в чём препятствий, расправляясь с проблемами, о которых прочим и помыслить невероятно; всё им по плечу; они ухитряются уводить самых красивых и неприступных женщин – порой без копейки в кармане! - и считают унизительным уступить хоть кому-то из встреченных, в чём бы то ни было... Жизнь кипит и легко переламывается вокруг таких; всегда за удачу почитаешь быть с таким в одной команде; одна беда – трудно им удержаться в рамках дозволенного...
Так и спорили в роте две правды: правда знания, от которого многие печали - и правда веры в себя и своё оружие. Две правды...
- Отставить балаган! - угрюмо осадил Бэшку незаметно подкативший прапор. Недоверчиво вытянув ствол, он принюхивался к горючему и к выхлопам. Бэшка тут же присмирел. - Раз твоё шило в гузне не угомонилось - бери Компьютера - и дуй бегом на высотку осмотреться. Если чисто - глянете за склоном. Ищите любые следы. В эфире без нужды не шуметь, три щелчка – «порядок». Пятьдесят пятые, - хрипло кашлянул прапор, ткнув в стариков, - смените охранение. Остальным отдыхать - час. И хватит об этом.
Откатившись, прапор пнул бочку с горючим, прислушиваясь к звуку - бочка была полна.
- «И хватит об этом», - состроил ему вслед рожу Бэшка. - Подвигали, Компьютер.
- Я не понял!.. – удивлённо обернулся прапор. - Бегом - выполнять!!!
…Через пять минут пришли условленные три щелчка: Бэшка сообщал с вершины, что вокруг чисто, и они идут осмотереться вниз по склону. А ещё через пять минут вдруг бабахнуло, эфир взорвался стрельбой и криками. Докатило глухое эхо, встряхнуло до потрохов, принеся сосущее противное чувство, что это уже происходит - наяву и с тобой...
- Нарвались!!! Командир, десять часов вниз по склону, танки, не меньше роты! Отходи, Компьютер!!! Отходи!!!
Было слышно, как задолбил спаренный пулемёт, снова гулко бабахнула пушка. В эфир врывалась неразборчивая чужая речь, какие-то «альфа», «браво», «чарли». Кто-то истерически визжал «Йаху!!!»
- Пиндосы!!! – прорычал командир, взревев дизелем, и всем стало не до переживаний. – Берёза, Тунгус, третий взвод – высоту; остальные – за мной! Бэшка, Компьютер – держаться!
Снова резко бабахнуло, кто-то замысловато выматерился – кажется, Компьютер, и это было странно - слышать от него мат…
- Бей, бей суку!!! – оглушительно орал Бэшка. – Молодец, отлично!!!
Танки в молчании неслись напролом через жидкий лесок, с ненавистью сшибая деревья. Хлестали по броне ветви. Командир вёл чётко, безошибочно, как автомат – спускались, карабкались, переваливали, перепрыгивали - вперёд, вперёд! В эфире по-прежнему стоял треск стрельбы, и кто-то опять визжал «Йаху!!!»
- Всё… траки… - тоскливо просипел Компьютер. Было отчётливо слышно, как он с надрывом дышит.
- Отползай!!! – орал Бэшка. – Н-на, гнида!!!
- Не могу, - ответил Компьютер, уже совершенно спокойно. – Уходи.
- Трос!!! Трос готовь!
- Дурень! Уходи!..
Баханье пушек слышалось уже совсем рядом, и что-то очень сильно рвануло.
- Н-на, гнида!!!
- Йаху!!!
И тут Бэшка болезненно айкнул, а через секунду - ещё раз…
...Впереди открылась излучина реки – точно такая же, как на которой отдыхали пять минут назад. Стелился дым, ревели двигатели, вспыхивал огонь.
Компьютер, закопчённый, с красными пятнами грунтовки и сорванной взрывом боекомплекта башней, догорал. Чуть ближе дымились три чужака, глядя в разные стороны, уткнув в землю стволы.
А ещё ближе расстреливали неподвижного Бэшку.
Расстреливали вдесятером, встав веером. Как учили, как на полигоне, по очереди - с колена, лёжа, под башню, в борт. Кто-то по-прежнему после каждого выстрела в экстазе визжал "Йаху!". Бэшка молча горел, вздрагивая от попаданий. А неподалёку кого-то заботливо эвакуировали; молотил лопастями "ирокез" с красными крестами. Всё было красиво, правильно, аккуратно - как набор солдатиков из коробочки...
Бой был коротким. Вернее, боя-то уже никакого и не было... Только Тунгус угрюмо пролаял: "Вижу ударный вертолёт "ирокез"!" - и срезал его очередью.
Когда домчались до Бэшки, всё уже кончилось. Перед Бэшкой веером стояли вражеские танки – мёртвые.
Мёртвые - все, как один. С виду абсолютно невредимые – но мёртвые, как мистическим проклятием сражённые. Десять Т-72 - точно таких же, как подбежавшие наши. С импортными нашивками и обозначениями, в пижонском пустынном камуфляже... Люки настежь. И сам Бэшка, их близнец, только обгорелый до неузнаваемости, чёрный, осевший на брюхо...
И – всё... Снова мирно блестела на солнце речка, и леденил броню чистый горный ветерок, унеся дым и смрад. Ватная горная тишина съела все звуки... Как не было войны – красота и покой; наслаждайся и радуйся жизни, пока движок молотит...
В скорбном молчании, бережно подтащили Компьютера - страшного и скрюченного.
Закурили.
- Так они и не увидели своего "абрашку"... – наконец, сказал старик "пятьдесят пятый" горестно, дотронувшись до остывающего борта Бэшки. - Парни, парни...
Командир постоял ещё несколько секунд - как всегда, аккуратный и подтянутый – потом молча развернулся, подкатил к Тунгусу, уже спустившемуся с высоты, и принялся что-то выпытывать вполголоса.
- Я не видел, что он санитарный... - отвирался Тунгус заунывным голосом, угрюмо глядя в сторону. – Я читал... Я учил... Там было написано: "ирокез" - ударный вертолёт... Я так и доложил по радио - вижу ударный вертолёт "ирокез", все слышали...
Командир что-то тихо сказал, и Тунгус вдруг вытянулся и обрадованно залопотал:
- Так точно! Я думал, это крест, как на их флаге!..
- Вот тебе и бой, - в сердцах сплюнул кто-то. - С викторией, мля, славяне...
Снова стало тихо - только ветер шелестел травинками.
- Мы не дрались, - ясным голосом, не оборачиваясь, ответил Командир. - Дрались Бэшка и Компьютер. Значит, победили они. Это был их бой.
- И хватит об этом, - совсем севшим голосом добавил прапор. Мрачно бренча инструментами, он полез снимать с мёртвых врагов тепловизоры.
Все угрюмо стояли и думали - как же это так, как такое может быть - брошенные танки... Танк может чувствовать - не так, как люди, но может. Он умеет обижаться, ненавидеть, может любить, даже бояться – одного не умеет: удивляться. И уж тем более - удивляться до оторопи. Но сейчас... Это было непонятно, противоестественно - подло, наконец! В это не верилось. Оказывается, смерть бывает не только в ударе и взрыве - но и вот так, когда ветер гуляет в распахнутых люках... Оказывается, война бывает не только до победы - а ещё когда убил и сбежал. Оказывается, можно предать всех и вся – предков, товарищей, даже свой танк - и всё равно это будет война, а предавшего кто-то назовёт воином. Проклятая война, в которой настоящего врага ты даже не увидишь - и не потому что он высоко за облаками - а потому что сначала придётся драться с бывшими своими, которых подговорили против тебя, вцепившись друг другу в глотку...
За чью-то уютную любовь к деньгам.
За Родину.
Вот две правды об этой войне. Вернее, одна.
--------------
Примечания. Краткий танковый словарик.
«Абрашка». Американский танк М1 «Абрамс»
«Бэшка». Советский танк Т-72Б.
«Даночка». Чешская 152-мм самоходная пушка-гаубица vz.77 «Дана».
«Кума». Кумулятивный боеприпас.
«Лёпа». Немецкий танк «Леопард-2»
«Мехвод». Не все танки – атеисты (особенно на войне). Многие верят в бессмертную душу, живущую внутри каждого танка. По поверью, душа эта едина трёх лицах, и из троих изначальный, управляющий всем и судьбой - Мехвод.
«Тунгус». Зенитный пушечно-ракетный комплекс 2К22 «Тунгуска».
альтернативная история, книги, хумор, Фантастика
юмористическая пародия на замечательную книгу Сергея Анисимова "Вариант «Бис»" о которой я уже рассказывал.
Предупреждение: если вы не интересуетесь историей своей страны, историей ВОВ и не любите читать, можете смело скролить этот пост.
Приветствия!
Дисклеймер.
Данный текст не является пародией на книгу уважаемого мной Сергея «СВАНа» Анисимова. Скорее, это прикол по мотивам дискуссий – кто куда выйдет – Паттон к Волге или Жуков к Ла-Маншу.
http://vif2ne.ru/nvk/forum/0/co/1238201.htm
http://vif2ne.ru/nvk/forum/0/co/1237143.htm
http://alternativa.fastbb.ru/index.pl?1-1-0-00001949-000-0-1-1148364381
Товарищ Сталин прошелся по кабинету, и задумчиво тыкнул трубкой в собеседника:
- А что, таварыш Жюков, нэ хотите ли Ви прокатиться на Ваших танках прямо до Ла-Манша?
- Аффигеть! – только и смог вымолвить Жуков. Нет, кататься на танках он умел и любил, но вот время было не очень подходящее. Война только что закончилась, потери армии составили минимум 7 миллионов человек, а с учетом погибших в плену – и все десять. И плюс примерно столько же гражданских. Солдаты и офицеры рвались домой, и даже предстоящее добивание Японии создавало в этом смысле серьезные проблемы.
Присутствовавшие при разговоре Молотов и Берия тоже сказали «Аффигеть!», просто Жуков сказал громче.
Берия сказал «Аффигеть», потому что такие авантюры (а имевшиеся у разведки сведения, в частности – по атомному проекту американцев – говорили о том, что это авантюра в квадрате. Или в кубе) были нехарактерны для Сталина. В свое время он не решился на «Большой Сатурн», ограничившись малым, хотя и советский Генштаб, и, как потом оказалось, Манштейн считали операцию вполне осуществимой. Сталин не рванул на Берлин в январе 45-го, предпочтя сперва обеспечить фланги. И тут – раз- и Ла-Манш.
Молотов сказал «Аффигеть» потому, что такое решение совершенно не соответствовало состоянию экономики – пол-страны в развалинах. И кроме того, попахивало троцкизмом – экспорт революции, все дела…
Видимо, о троцкизме подумали все и сразу. Ледоруба в кабинете не оказалось. Пришлось задействовать всю мощь коммунистической теории. «Капитал» весит килограмма 3, а учение Маркса, как известно, всесильно. Патамушта верно, ага. Кто именно опустил фолиант на затылок Вождя, осталось загадкой – сам Вождь получил кратковременную амнезию (как раз примерно с того момента, когда вышеупомянутая мысль пришла ему в голову), а остальные скромно молчали. Во избежание.
Короче, вопрос о Ла-Манше был снят. Товарищ Сталин был понижен в звании с Генералиссимуса до Маршала Советского Союза, но за что – он вспомнить не мог, да и не хотел, поскольку подсознание связывало этот факт с какой-то космических масштабов глупостью. Так что поехал он в Потсдам в простом маршальском мундире.
В Потсдаме его встречали (уже) Трумен и (пока еще) Черчилль. Трумэн был весел и сыпал искрометными идеями.
- А знаете, маршал Сталин (можно, я буду называть Вас просто – дядюшка Джо?), у нас в войсках есть такой замечательный генерал Паттон. Он уже всыпал джерри и теперь клянется, что к новому году дойдет до Волги! Замечательная идея, правда? Плевать, что мы должны наконец расквитаться с япошками за Перл-Харбор, плевать на Китай и британское наследство – прикинь, чувак – это ж круто – прогуляться аж до Волги! Аффигеть, правда?
- Да-да-да! – поддержал Трумэна сэр Уинстон, - Нам тоже наплевать, что в Тауэре свинчены все медные дверные ручки, и на то, что в казне – шаром покати – тоже плевать. И то, что у нас еда по карточкам. И то, что империя сыплется на глазах – тоже по барабану. Зато зацените, маршал, какой я план придумал! А название-то каково – «Не-Мыс-Ли-Мо-Е»! О! Кстати, я уже предпринял некоторые шаги. Позвольте представить Вам нашего нового союзника!
В кабинет вошел изрядно пободревший по сравнению с ночью с 8 на 9 мая Кейтель. Подойдя к столу, он залихватски щелкнул каблуками, достал из кармана губную гармошку и не без мастерства исполнил немецкую народную песню «Ах, майн либер Августин».
- Видите, маршал? В настоящее время мы сформировали из пленных уже 50 дивизий, которые готовы защитить европейскую цивилизацию от вторжения азиатско-большевитских орд! Короче, маршал. СССР сделал свое дело, СССР может уходить. Немецкий народ в лице господина Кейтеля требует уважения его законных интересов.
Фантастика, книги, НАТО, хумор
Реактопласт УЛЬТРАФИОЛЕТОВЫЙ, майлар
=========================
======== The Lord Strikes Back ========
=========================
(Издевательская пародия на JRRT, написанная ненавистником оного
и профессиональным технократом в самых гнусных целях.)
Три стакана наливаю
Эльфам из графина,
Гномам - семь, пускай
Ужрутся, серые дубины.
Своим людям - девять ставлю
Чтоб создать веселье,
А потом канистру всю
Я себе оставлю
На пьянку и похмелье.
День обещал быть прекрасным. Хотя солнце понемногу подползало
к зениту, светлее, ко всеобщему удовольствию не становилось.
Вулканы Ородруинского горного хребта по-прежнему изрыгали
огромную тучу дыма. Ветры, сшибаясь, толкали ее ввысь, и там, в
полосе спокойного воздуха, она растекалась, как невообразимая
крыша, опирающаяся на центральный столп, который вздымался из
непроглядной тени на границе зрения.
Хотя адский свет дневной звезды почти не ощущался, Муамкад1,
народный назгул по обороне, чувствовал растущее беспокойство.
Своим предчувствиям он обычно доверял, и не сомневался в том, что
на заседании Государственного Совета Мордора ему доведется
услышать что-то малоприятное. Чтобы сбить нахлынувший на него
волной мандраж, Муамкад рявкнул на шофера, гнавшего назгульский
лимузин недопустимо медленно. Это помогло. А остатки тревоги
смыло ощущение скорости, ставшее более явным после того, как
водитель дал протяжный сигнал машине автомобильной инспекции,
идущей впереди, и сам выжал газ до упора. Промчавшись с ветерком
по центру города, черный "Роллс-Ройс" скоро замер на спецстоянке
Госсовета. Муамкад вошел в кабинет для узких совещаний, рассеянно
поздоровался со всеми и сел рядом с назгулом по государственной
безопасности Менхаймаром.2
- Сегодня вы узнаете много интересного, - вместо приветствия
пообещал Менхаймар, которому все и всегда было известно заранее.
Премьер, проводивший обычно заседания, задерживался. Но когда
часы пробили полдень - назначенное время начала, на трибуну
стремительным шагом вышел государственный назгул Фидекастр.3
- Товарищи! - начал он скорбным голосом. - Я должен сообщить
вам тяжелое известие. Генеральный секретарь Темной партии
премьер-назгул товарищ Ангмарский погиб сегодня ночью от
злодейской пули наемного убийцы. В настоящий момент в
соответствии с Конституцией я принял на себя исполнение его
обязанностей...
- Давно говорил Ангмарскому, что бабы его погубят, - с
усмешкой прошептал Менхаймар. - Некая Мата-Хари из ристанийской
разведки, по кличке Эовен. Ангмарский подцепил ее на какой-то
презентации. Кто бы мог подумать, что стреляющим может оказаться
даже бюстгальтер!...
- Я должен сообщить, - продолжал вещать Фидекастр, - что этот
злодейский выстрел не является террористическим актом одиночки.
Нет! Это лишь первый пункт кошмарного плана, разработанного в
штабе Командующего Объединенными силами Светлого Пакта в
Средиземье Джона Гэлвиндольфа4, плана, направленного на
уничтожение Мордора как независимого государства! Я должен со
всей ответственностью заявить, что если мы немедленно не примем
превентивных мер, то поставим народ нашей страны перед страшной
угрозой!
Фидекастр нажал кнопку, и позади него раскрылась большая карта
Средиземья. Государственный назгул обратился к ней, помогая себе
световой указкой.
- По имеющимся данным, Объединенные силы Светлого Пакта
полностью отмобилизованы, выдвинуты на передовые позиции и готовы
к немедленному удару. На правобережье Андуина сосредоточена почти
миллионная группировка танковых и мотопехотных дивизий. К нашему
побережью подтянут Шестой Флот Валлинора. Тер-Сарумян
конфиденциально передает, что на границах союзного Изенгарда
сосредоточены формирования Онтийских Проникателей.
Военно-воздушные силы Светлого Пакта готовы к нанесению ударов по
нашей территории - более 4000 самолетов "Боевой Орел"5,
"Ворон-111"6, "Смерч"7. Из Валлинора переброшено отдельное
авиакрыло стратегических бомбардировщиков "Летающая Твердыня"8...
И через пять суток вся эта зловещая лавина должна обрушиться на
мирный, никому не угрожающий Мордор.
- Через пять суток? - выдохнул вопрос зал.
- Да, через пять суток. На полигоне в Северной Хоббитании
готовится к запуску тяжелый ракетоноситель "Силмарилл-4". Его
задача - доставить на геосинхронную орбиту платформу. Этот запуск
произойдет через пять суток...
- Насколько мне известно, - задал вопрос с места Муамкад, - на
той платформе установлены рентгеновский и ультрафиолетовый
телескопы. Какое она имеет отношение..? Сам видел эту штуку во
время последнего авиасалона в Изенгарде, - последнюю фразу он
произнес сам для себя.
- Все это - грандиозный блеф от начала и до конца, - сказал
Фидекастр. - Показанный на авиасалоне макет был сооружен
специально для нас. Он и не полетит. Вместо него на геосинхронную
орбиту будет доставлен объект "Андрилл" - термоядерное устройство
с мощной оптической системой. Она рассчитана так, чтобы поток
светового излучения не рассеялся в пространстве, а
концентрированным пучком ударил по заданной цели, и эта цель -
территория Мордора!
У многих перехватило дыхание. Фидекастр продолжил:
- По оценкам наших врачей, до 90% населения Мордора, попавшего
под облучение, потеряют зрение навсегда. И тогда, по
деморализованной, утратившей управление стране силы Светлого
Пакта нанесут свой роковой удар!
- Следовательно, мы должны ударить первыми, - глухо сказал
назгул по обороне Муамкад. - Наша армия готова к этому.
- Этого мало, - проскрипел назгул Менхаймар. - Зная положение
дел, я распорядился подготовить диверсионную группу. Она должна
будет уничтожить "Андрилл" до того, как он будет запущен.
- Вы поступили правильно, товарищ назгул по государственной
безопасности, - после некоторой паузы произнес Фидекастр.
* * *
книги, альтернативная история, Фантастика
вопреки гуманитариям от Инетры, "Терка", сама того не желая, превращается в приличный внутрисетевой трекер. и думаю трекеру помимо раздач релизов вареза, фильмов и музыки не помешает немного литературы. к такой раздаче я и приступаю.
итак.
Автор: Сергей Анисимов
Жанр: Альтернативная история
Формат: rtf
Качество: OCR без ошибок
Год выпуска: 2003
Издательство: Ермак, АСТ
ISBN: 5-17-019626-1
Книга с иллюстрациями
Искать: в пирсе, в торрентах, в gdi-торрентах
Запись опубликована iNsk.org. Пожалуйста, оставляйте комментарии там.
iPhone Development: Exploring the iPhone SDK
by Dave Mark, Jeff LaMarche
Synopsis
Are you a programmer looking for a new challenge? Does the thought of building your very own iPhone app make your heart race and your pulse quicken? If so, then Beginning iPhone Development is just the book for you.
Assuming only a minimal working knowledge of Objective‑C, and written in a friendly, easy‑to‑follow style, Beginning iPhone Development offers a complete soup‑to‑nuts course in iPhone and iPod Touch programming.
The book starts with the basics, walking you through the process of downloading and installing Apple’s free iPhone SDK, then stepping you though the creation of your first simple iPhone application. You’ll move on from there, mastering all the iPhone interface elements that you’ve come to know and love, such as buttons, switches, pickers, toolbars, sliders, etc.
You’ll master a variety of design patterns, from the simplest single view to complex hierarchical drill‑downs. You’ll master the art of table‑building and learn how to save your data using the iPhone file system. You’ll also learn how to save and retrieve your data using SQLite, iPhone’s built‑in database management system.
You’ll learn how to draw using Quartz 2D and OpenGL ES. You’ll add MultiTouch Gestural Support (pinches and swipes) to your applications, and work with the Camera, Photo Library, and Accelerometer. You’ll master application preferences, learn how to localize your apps into other languages, and so much more.
Apple’s iPhone SDK, this book, and your imagination are all you’ll need to start building your very own best‑selling iPhone applications.
Summary of Contents
Как думаете, стоит заказать эту книгу?
P.S. Заказать можно тут
Запись опубликована iNsk.org. Пожалуйста, оставляйте комментарии там.
Совсем недавно начала продаваться книга Эрики Садун о программировании для iPhone под названием The iPhone developer’s cookbook. Эта книга поможет вам настроить под себя SDK и продемонстрирует на конкретных примерах, как создавать приложения для iPhone. Если вы знаете английский и хотите научиться писать программы для iPhone, настоятельно советую прочитать эту книгу! Стоимость книги составляет 39.99$ за бумажную версию и 28.79$ за .pdf файл.
Но для наших читателей, есть специальное предложение: скачать книгу